Я бросаю на брата беглый взгляд и снова смотрю на дорогу.
— Все не могу привыкнуть к тому, что это говоришь ты, — улыбаюсь я. — Ты так долго и упорно настаивал, что нет ничего, кроме того, что мы видим и чувствуем.
— Я слишком много повидал, чтобы больше не верить, что существует еще что-то. К тому же, например, Венди и Софи спокойненько попадают туда, куда уносит их фантазия. — Он усмехнулся, и в этой усмешке было больше подавленности, чем веселья. — Я уже привык, что кто-то появляется в дверном проеме и, вместо того чтобы войти, как полагалось бы по логике вещей, вдруг исчезает.
— А тебе самому никогда не хотелось попробовать? — спрашиваю я.
Он кивает:
— Я просто жду, когда Джилли станет лучше, чтобы проделать это вместе с ней. Мне кажется, просто нечестно отправляться мне одному — ведь она об этом всегда мечтала.
Я думаю, как это все-таки грустно, когда двух людей, которые, казалось бы, просто созданы друг для друга, все время разделяет что-то, мешающее им быть больше чем просто друзьями. До того как у Джилли началось с Дэниелем, у Джорди было с Таней. Они всё как-то не совпадают по фазе.
— А ты? — спрашивает он меня.
Я тяну время, закуривая сигарету, открывая окно и выдыхая в него дым.
— Я думал об этом, — говорю я. — Ну, о том, чтобы попросить Венди, или Софи, или даже Джо провести меня, но что-то меня всякий раз останавливает. Наверное, это потому, что меня прежде всего интересует, как эти явления взаимодействуют с нашим Условным Миром и как мы, живущие в нем, реагируем на вторжения оттуда. Просто пересечь эти границы и оказаться там, где все волшебно, где все может случиться… — Я качаю головой. — Думаю, я как-нибудь попробую просто для того, чтобы приобрести опыт. Но я не тороплюсь.
Джорди кивает:
— Забавно. Я всегда думал, что ты первым туда прыгнешь. Что ты, как Джилли, будешь искать именно такого…
— Я тоже так думал, — отвечаю я. — До тех пор, пока это вдруг не стало возможным. И теперь я боюсь, что, если все-таки перейду эту границу, наш мир покажется мне потом слишком бледным и совсем перестанет меня устраивать.
— Ты думаешь, там настолько лучше?
Я качаю головой:
— Я думаю, что там все гораздо интенсивнее и напряженнее. Я слишком люблю этот мир, чтобы легко пойти на такой эксперимент.
— Ты просто не любишь перемен.
Я улыбаюсь:
— И это тоже.
— Но что, если теперь нам придется сделать это? — спрашивает Джорди. — Чтобы вернуть Саскию.
— Я бы не задумываясь пошел на это.
Пару кварталов мы проезжаем молча, Джорди смотрит в окно, а я — на дорогу. Почти нет движения. Несколько такси и фургонов. Да еще полицейская машина, которая ехала за нами пару кварталов, а потом свернула на Селлар-стрит.
— Ты правда веришь, что мы сможем вернуть их? — спрашивает Джорди. — Ну, всех, кто… — он колеблется, потом использует термин, который применяло Си-эн-эн, — кто пропал.
Я киваю, закуривая очередную сигарету:
— Конечно вернем.
— Что нам для этого нужно сделать? — спрашивает он. — Скачать их с веб-сайта?
— Если они могли исчезнуть в компьютерах, то почему нельзя их оттуда достать? Ты помнишь тех эльфов, что наделали столько хлопот Холли? Они вышли из ее компьютера и как миленькие вернулись в него.
Краем глаза я вижу, как Джорди качает головой. Даже при том, чего он нагляделся в последнее время, эта история с эльфами кажется ему слишком похожей на сказку.
— Ну хорошо, — говорю я. — Допустим, компьютеры — это ведь порталы, ну, своеобразные двери в Другой Мир — то, чем пользуется Венди, когда уходит туда.
— При этом ей непременно нужно держать в руке маленький красный камешек, который ей дал этот парень, Коди.
— Ну, в общем, принцип понятен. Что-то должно быть катализатором, чтобы эти тайные двери открылись. Для Венди эту роль выполняет магический камень. Для тех, кто исчез, это что-то связанное с «Вордвудом». Нам остается выяснить, что именно.
Даже не знаю, кого я сейчас убеждал — его или себя, — а мы тем временем пересекаем Грейси-стрит и направляемся в Катакомбы, которые еще называют Сквотландией.[6]
Эта часть города — настоящий ад. Никогда не поверю, что городской совет допустил такое. Или если даже и допустил, то потом не сделал попытки исправить. Это проклятая часть города: квартал за кварталом — брошенные дома и пустыри. За исключением нескольких сквозных улиц, в большинстве случаев пролегающих с юга на север, остальные забаррикадированы руинами, проржавевшими кузовами автомобилей и другими, вообще не поддающимися опознанию и описанию обломками. Крысы здесь вырастают величиной с кошку, на них охотятся огромные стаи одичавших собак.
На это не только тяжело смотреть — здесь опасно. Собаки не единственные существа, которые безнадзорно бродят по Сквотландии. Здесь устраивают свои вечеринки байкеры, здесь прячутся преступники, поэтому в Катакомбах ты вне зоны полицейских радаров. Здесь потерянные для общества и пропащие обретают последний приют: беглые, бездомные, сумасшедшие, спившиеся.
Я думаю, у всего на свете есть душа — у людей, животных, растений, минералов, воды. У всего. Даже у мест, у частей города. Душа, которая в отчаянии нависает над этими улицами. Когда я оказываюсь в этом месте, во мне просыпаются давно пережитые и забытые страдания и начинают давить. Может быть, это и заставляет меня снова заговорить — все, что угодно, — только бы отвлечься, даже если для этого придется повторить Джорди то, что я уже говорил. Но вообще-то, мы не общались толком целые годы, так что мне теперь трудно припомнить, чем я делился с ним, а чем — нет.
— Но попасть на секунду в Другие Миры… — говорю я. — Может быть, истинная причина, по которой я воздерживаюсь от визитов туда, — совсем в другом. Стоит мне пересечь границу — и готово: путешествие всей моей жизни закончено.
Джорди озадаченно смотрит на меня.
— Люди, которые охотятся за волшебным, все время забывают, — говорю я ему, — что поймать это самое волшебное — совсем не главное. Все дело в том, как ты ведешь себя и чувствуешь себя в пути.
— Это как в дао, — кивает он. — Важно само путешествие.
— И со всем остальным тоже, если задуматься. Не могу припомнить ничего, с чем дело обстояло бы иначе.
Джорди снова кивает:
— Вот почему я не слишком забочусь об успехе. Я просто хочу сочинять музыку.
Я удивлен, — оказывается, мы многого не знаем друг о друге. А я никогда об этом не думал… о том, что его отношение к музыке может быть сродни моей погони за магией. В конце концов, и то и другое — всего лишь призраки.
