Поддаться? Выйду на новую грань или потеряю всё завоёванное.
Дилемма, блин.
Но лучше сдержусь.
ЗАКЛАНИЕ ЖЕРТВЕННОГО БЫКА
— Елизаров! — орали в толпе. — Елизаров виноват, сука!
У сельсовета кучковалось не меньше сотни человек — мужики, бабы, дети. В основном мужики — и злые все до чёртиков.
Село бурлило. Снующие люди, урчащие машины… «Скорая», пожарная… Чёрные лица, грязная одежда. Перекошенные от криков рты.
Кто-то лежит на земле. Женщина в обгоревшей одежде. То ли мёртвая, то ли без сознания. Усатый мужик в трусах пытается делать ей искусственное дыхание. Он на удивление спокоен — сделает выдох и по сторонам оглядывается. На губах — лукавая усмешка. Страшная какая-то. Не хочу знать, что там с этой тёткой.
А у мальчика на лице кровь. Его за руку ведёт девушка слегка за двадцать. Она гладит пацана по голове и разыскивает кого-то взглядом. Мальчишка ревёт, и это девушку злит — порой вместо поглаживания она хватает его пятернёй за волосы и встряхивает. Тот словно не замечает этого.
Этого мужика знаю — дядя Прохор. Идёт по улице и на дома дует. То вправо повернётся, то влево. Серьёзен и сосредоточен. Доволен собой, когда видит обгоревший, но потушенный дом или же вовсе не занимавшийся огнём, недоволен — если взгляд упадёт на пылающий. Качает головой и дует сильнее. Потом растирает кулаками глаза. Плачет.
Площадь — сюда идут все дороги.
— Дом-то его видели, нет? — оборачиваясь по сторонам, вопрошает молодой мужчина, очень напоминающий Куркинского телохранителя. — Целёхонький стоит, ни одной искры не попало. А у других всё дотла сгорело.
— Точно-точно! — отвечает ему истерично какая-то баба. — Елизаровский дом даже и не думали поджигать. Заодно с ним никак, гады.
— Да он цыган и натравил на деревню! — словно подводя итог горячей, но бесполезной дискуссии, грохочет металлом в голосе какой-то седой и грозный мужик ветеранистого вида. — Зарвался председатель, против народа пошёл! Наказания требует!
— Правильно! На кол его! — живо реагирует толпа.
Как-то никто и не заметил, что сам Елизаров вышел из здания сельсовета наружу, достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну, закурил и мрачно принялся всматриваться в толпу.
— Александр Геннадьевич, что скажите на обвинения народа? — побуждаемая каким-то странным жжением, гадкую сущность которого ощущала всем естеством, но ничего с собой поделать не могла, выкрикнула я в сторону председателя.
Народ вздрогнул и нервно обернулся на Елизарова. Тот ловко выхватил меня из толпы взглядом, холодно прищурился и лишь коротким движением желвак определил своё отношение к моей выходке.
Знала ли я тогда, что буду помнить этот взгляд всю свою жизнь? Да знала, знала… Как не знать.
Но в произошедшем вслед за этим я никак не могу быть виновата. Я не Господь Бог, чтобы управлять людьми. Ни в смирении, ни в гневе…
— Чё молчишь, гнида? — крикнул кто-то председателю. — Тебе вопрос задали!
Елизаров выпустил изо рта долгую и густую струю табачного дыма.
— Ну и чего вы здесь собрались? — устало и неохотно поинтересовался он. — Почему соседям не помогаете? Видали, сколько домов ещё полыхает?
— А у нас сгорело всё дотла! — завизжала на него толстая баба с распущенными волосами. — Головешки остались! Где нам жить теперь, а? Ты что ли дом нам вернёшь, коммунист сраный?!
Елизаров гордый. Болезненно гордый, как я. Это сразу видно. Сделал движение, чтобы скрыться за дверью, но тут же остановился. Как простой человек положил бы на вас с прибором, а как председатель не могу, следует объясниться.
— Всё, что зависит от местной власти, делается и уже сделано, — так же устало сообщил он толпе. — Пожарные расчёты прибыли, экипажи «скорой помощи» тоже. Только что связывался с районом: пообещали прислать ещё пожарных и медиков. Возможно, прибудет рота солдат для помощи. Через пару часов здесь, в сельсовете, мы начнём приём пострадавших. По каждой семье и каждому дому будет сделана подробная опись потерянного имущества. Я сейчас не могу вам сказать, будет ли оно компенсировано в полной мере, это не моя прерогатива, но надеюсь, что компенсация будет существенная. Что касается тех, кто потерял жильё, то Тамара Сергеевна, кажется, уже делала объявление на этот счёт. Вот и на доске оно висит, — он показал рукой на стенд, что находился в десятке метрах от здания сельсовета, на нём обычно размещали газеты «Правда» и «Известия», а ещё расписание фильмов, идущих в клубе. — Вам следует собраться в школе. Там будут расставлены кровати и раскладушки, мы сейчас над этим работаем…
— А мужика кто мне вернёт?! — вновь завизжала та же самая баба. — Мужа моего, а? Он вон на травке перед пепелищем лежит, чёрный весь, дымок исходит. Советская власть мне его восстановит, да?
— Суки позорные, — закричал кто-то их толпы, и голос показался мне знакомым, — довели людей до ручки! Семьдесят лет уродов из нас делали и сейчас за баранов держат.
Я вглядывалась в лица, но никак не могла определить кричащего. Он находился в гуще толпы, за плотными людскими рядами. На моё счастье, народ принялся расступаться перед этим горлопаном — видать, для того, чтобы председатель воочию его узрел и вкусил ненависти смельчаковской. Я почти не удивилась, когда в просвет между тел выплыла фигура Егора Пахомова. С тёмным лицом, не то от дедовских побоев, не то от сажи и копоти, грязный весь, он выдавал в атмосферу всю свою копившуюся десятилетиями злость. Образовавшийся из людей коридор, в конце которого на него сосредоточенно и зло взирал Елизаров, лишь взбодрил его.
— Смотрите, что они делают! — огляделся Пахомов на односельчан. — Я директор школы и только сейчас узнаю, что пострадавших будут размещать там. Представляете, меня даже не поставили в известность! На меня просто наплевали!
— Тебя искали, — отозвался председатель.
— Ладно, не во мне дело! — махнул рукой Пахомов. — Я маленький человек, мной можно и пренебречь. Мне за людей обидно. Вот скажите, земляки, кто виноват в случившемся?
Он приближался по людскому коридору к Елизарову. Земляки напряжённо молчали.
— Да ведь он же и виноват! — вытянул руку на председателя Пахомов. — Вот эта сволочь виновата!
Сельчане одобрительно загудели.
— Это же он, гнида коммунякская, устроил тут разборку с Куркиным, он у него кооператив отобрать пытался, он нападение шабашников на цыган организовал. За что те и отомстили. Только не шабашникам, их уже и след простыл, а нам, ни в чём не повинным людям.
— Точно! Точно! — кивали вешнеключинцы.
