Облака по-прежнему плыли с востока на запад, на черном небе вырисовывались еще более черные тени, луна опускалась к горизонту, а повозка Джеффри мчалась по направлению к кладбищу. Правила теперь миссис Рэмедж; она нахлестывала кнутом ничего не понимающую Мэри, которая сказала бы – если бы только лошади умели говорить, – что все происходящее в этот вечер неправильно и в столь поздний час ей полагается мирно блаженствовать в теплом стойле. Две лопаты и мотыга позвякивали сзади, и миссис Рэмедж пришло в голову, что они с мистером Джеффри на кого угодно нагнали бы страху, так как похожи на гробокопателей из книг мистера Диккенса… Или это мистер Джеффри похож на гробокопателя, мчащегося на кладбище в повозке, которой правит призрак, одетый в белое, – она не стала тратить время на переодевание, и подол ночной рубашки колыхался вокруг ее пухлых щиколоток, а ветер трепал оборки чепчика.
Вот и церковь. Миссис Рэмедж направила Мэри на объездную дорогу, ведущую к кладбищу. Зловещий свист ветра возле ската крыши заставил ее вздрогнуть. Она успела подумать: с чего бы это даже такое благословенное место, как церковь, становится таким страшным с наступлением темноты, и поняла, что пугает ее вовсе не церковь, а цель их поездки.
Когда она пришла в себя после обморока, то прежде всего подумала о том, что им должен помочь Господин – ведь он прошел огонь и воду, не ведая колебаний. Потом она отбросила эту мысль как абсурдную. Нельзя сомневаться в мужестве Господина, но опасность угрожала бы его рассудку.
Ей не понадобились разъяснения мистера Джеффри; она все поняла, вспомнив о мисс Ивлин-Хайд.
Она сообразила, что ни мистера Джеффри, ни Господина не было в Литтл-Данторпе почти полгода назад, когда это случилось. Тогда была весна. Мизери вступила в среднюю, самую приятную фазу беременности, когда утренние недомогания остались позади, а раздутый живот и связанные с ним неудобства еще впереди. Она охотно отослала мужчин на неделю в Донкастер, в Оук-холл, чтобы они поохотились на куропаток, поиграли в карты, в футбол, да и вообще одному Богу известно, какие глупости доставляют удовольствие мужчинам. Господин еще сомневался, стоит ли ехать, но Мизери заверила его, что с ней все будет хорошо, и почти что вытолкала из дома. Миссис Рэмедж вовсе не сомневалась, что с Мизери все будет хорошо. Но всякий раз, когда Господин и мистер Джеффри уезжали в Донкастер, она беспокоилась, как бы одного из них – а то и обоих – не внесли потом в дом вперед ногами.
Оук-холл был наследственным владением Альберта Фоссингтона, школьного товарища Джеффри и Йена. Миссис Рэмедж была твердо убеждена, что Берти Фоссингтон не в себе. Года три назад он съел своего любимого пони, когда тот сломал две ноги и его пришлось зарезать. Съел из любви к нему, по его собственным словам. «Меня научили этому негры в Кейптауне. Славных парней знавал я там. Палки одними губами удерживали. Здорово, а? По-моему, они могли положить на нижнюю губу двенадцатитомное собрание морских навигационных карт, ха-ха! Они мне сказали, что человек должен съесть того, кого любит. Есть в этом что-то мрачно-поэтическое, а?»
Несмотря на странности в поведении Берти, мистер Джеффри и Господин любили его (не означает ли это, что они должны его съесть, когда он умрет? – спросила однажды миссис Рэмедж, вернувшись из дома Фоссингтона; в тот раз он попытался использовать для игры в крокет кошку и чуть не проломил бедному созданию череп) и провели весной в Оук-холле почти десять дней.
Через день или два после их отъезда мисс Шарлотта Ивлин-Хайд из Сторпинг-он-Феркилла была найдена мертвой на заднем дворе своей усадьбы Березовая Бухта. Возле ее руки лежал букетик свежесорванных цветов. Местный врач по фамилии Биллфорд имел репутацию знающего специалиста, и тем не менее пригласил для консультации старого доктора Шайнбоуна. Несмотря на молодость – девушке было всего восемнадцать лет – и цветущее здоровье усопшей, Биллфорд вынес заключение о том, что причиной смерти явился сердечный приступ. Сам Биллфорд недоумевал по этому поводу.
Чувствовалось, что во всей этой истории есть что-то странное. Старик Шинни тоже был явно озадачен, однако в конце концов подтвердил диагноз. Большинство жителей деревни приняли предложенное объяснение: у девушки от рождения было больное сердце, так бывает редко, но почти каждый обитатель Сторпинг-он-Феркилла мог припомнить один или два подобных примера. Наверное, это единодушие и спасло Биллфорда от потери практики (если не от виселицы) после ужасной развязки. Абсолютно все были удивлены смертью девушки, но никому не пришло в голову, что она, возможно, вовсе не умирала.
