Там уже расставили скамьи и складные стулья, но они уже были заполнены, и люди скапливались по краям концертной площадки. Мы стояли перед витриной магазина мужской одежды, глядя на прохожих. Качественная толпа красивых людей, людей того типа, которых я никогда не любил. Женщины все тощие, как фотомодели, в коротких обтягивающих платьях и фирменных солнечных очках, мужчины молодые, атлетические, светловолосые, преуспевающие. В основном они говорили о делах.
Очевидно, Филипп чувствовал то же самое.
– Мерзопакостные ничтожества, – сказал он, глядя на толпу.
Конферансье представил оркестр – эклектическую группу длинноволосых парней и стриженых девок, вылезших на сцену. Началась музыка – что-то с латиноамериканским привкусом. Я посмотрел на Филиппа. Он явно что-то на этот вечер запланировал, но никто из нас пока не знал, что именно. Он выпрямился, двинулся вперед, и я ощутил прилив адреналина.
Он прошел мимо самодовольного вида бабы, одетой в теннисный костюм с эмблемой фирмы, – модную болтушку, которая не перестала трепаться с точно так же одетой соседкой, даже когда заиграла музыка. Филипп повернулся к ней.
– Вы не могли бы вести себя тише? – спросил он. – Я хотел бы услышать концерт.
И он тыльной стороной ладони дал ей пощечину.
Она слишком ошалела, чтобы среагировать. Когда она поняла, что случилось, Филипп уже отступил туда, где стояли мы все. Женщина смотрела на нас – сквозь нас, мимо нас, – выискивая взглядом, кто ее ударил. На лице ее был написан испуг, и правая щека горела огнем.
Они с подругой быстро удалились, направляясь к охранникам, стоящим возле скамей.
Филипп усмехнулся мне. За своей спиной я слышал хихиканье Билла и Джуниора.
– Так что нам делать? – спросил Джеймс.
– Делай, как я, – ответил Филипп. Он ввинтился в толпу поближе к складным стульям и остановился возле молодого турка в стильном галстуке, который обсуждал со своим приятелем какие-то акции.
Филипп схватил его за волосы и дернул. Как следует.
Турок завопил от боли и резко повернулся, стиснув кулаки.
Стив ударил его в брюхо.
Турок упал на колени, ловя ртом воздух и хватаясь руками за живот. Его приятель посмотрел на нас испуганными глазами и начал пятиться.
На него накинулись Билл и Джон.
У меня было странное чувство. На подъеме после нашей эскапады в Сити-холле я хотел сделать что-нибудь еще в этом роде, но такое бессмысленное насилие было мне крайне неприятно. Ведь не должно было бы – я уже убил человека, разгромил общественное здание. И начать с того, что этих яппи я на дух не выносил, – и все равно было у меня такое чувство, что мы поступаем плохо. Если бы эти действия были бы хоть как-то спровоцированы, я бы мог их оправдать, но сейчас мне было только жалко женщину, которой Филипп дал по морде, человека, на которого он напал. Слишком часто я сам бывал жертвой, чтобы не симпатизировать другим.
Турок начал подниматься, и Филипп снова сбил его с ног. Потом повернулся ко мне.
– Давай за Биллом и Джоном. Отметельте его дружка.
Я остался на месте.
– Давай!
Билл и Джон схватили второго. Кто-то бросился на помощь. Дело превращалось в общую свалку.
– Туда давай! – приказал Филипп.
Я не хотел «туда давать». Я не хотел... Какой-то хмырь в костюме от «Армани» влетел в меня на полном ходу. Он рвался к схватке, предвкушая хорошую драку. Конечно, меня он не видел и налетел на меня случайно, но даже и не думал извиняться. Вместо этого он рявкнул:
– С дороги, мудак! – и сунул мне в лицо сжатый кулак.
Этого мне и не хватало.
Толпа вдруг обрела для меня лицо. Этот человек в костюме от «Армани» тут же стал для меня символом всего, что было в этих людях плохого, всего, что я в них ненавидел. Они больше не были невинными жертвами немотивированных нападений Филиппа. Это были люди, которые получали, что заслужили – по справедливости.
И я сильно ткнул этого «Армани» в спину. Он споткнулся, выругался, повернулся резко, но Дон тут же двинул его в живот. Мужик сложился пополам, но выдержал и уже был готов дать сдачи, как Бастер ударил его сзади под колено. Он свалился.
– Отходим! – внезапно объявил Филипп. – Давайте назад!
Я проследил, куда он показал кивком головы. Драка все еще продолжалась, хотя дрались уже незнакомые люди. Два подбежавших охранника пытались их растащить.
Никто не заметил нашего отсутствия.
До меня дошло.
Филипп перехватил мой взгляд, ухмыльнулся и кивнул, увидев, что я понял.
– Мы рассыплемся и будем устраивать потасовки по всей толпе. Билл и Джон, вы давайте на ту сторону «Ниман Маркуса». Джеймс, Пит, Стив, устройте что-нибудь возле «Силвервуда». Бастер и Джуниор, вы мутите воду возле дальних скамеек. Томми и Дон! Вы туда, ближе к кассе. А мы с Бобом поработаем здесь.
План работал без сучка и задоринки. Мы выбирали одного, наваливались и начинали метелить. Тут же в драку влезали другие, она ширилась, а мы отваливали.
Вскоре в толпе образовалось несколько очагов кучи-малы, а в центре были невидимые мы.
Оркестр уже прекратил играть, и конферансье со сцены объявил, что если немедленно не восстановится порядок, концерт будет отменен.
А драка продолжалась, и все больше охранников подбегало откуда-то из резерва, пытаясь взять толпу под контроль.
Филипп смотрел на всю эту сцену, удовлетворенно кивая, потом бросил на землю горсть наших карточек, некоторые положил на сиденья.
– Неплохо вышло, – сказал он. – Теперь пошли. Нас тут нет.
На следующий день мы оказались на первой странице «Реджистера». Заголовок гласил:
РАЗБОРКИ БАНД НА БЕСПЛАТНОМ КОНЦЕРТЕ
Джуниор засмеялся:
– Разборки банд, надо же! В «Таймсе» о нашей выходке упоминания не было.
– Спонсором концерта был «Реджистер», – сказал Джон. – Вот в чем дело.
– Урок первый, – отозвался Филипп. – Избегать недостаточно популярных мероприятий.
Мы все расхохотались.
– Надо завести альбом, – предложил Джеймс. – И вырезать туда из газет все статьи о нас.
– Отличная идея, – кивнул Филипп. – Вот ты и займешься. – Он повернулся ко мне: – А у тебя самый лучший видеомагнитофон, так что тебе поручается записывать все местные новости, если там будут говорить о нас.
– О'кей, – согласился я.
Но он не отвел глаз:
– Кстати, ты знаешь, какой сегодня день?
Я покачал головой.
– У тебя месячный юбилей.
Он был прав. Как я мог забыть? Ровно месяц назад я убил Стюарта.
Светлое утреннее настроение немедленно испарилось. У меня вспотели руки и напряглась шея, когда я вспомнил сцену в кабинке туалета. Я снова услышал запах крови, почувствовал, как нож трудно входит в мышцы и упирается в кость.
