В это время ровно месяц назад я сидел у себя за столом в костюме клоуна. И ждал.
Костюм клоуна все еще валялся у меня в шкафу.
– Давай туда сходим, – предложил Филипп. – Посмотрим, как там теперь.
– Нет! – воскликнул я с ужасом.
– А почему? Ты же не скажешь, что тебе это неинтересно?
– Ага, – подхватил Дон. – Давайте сходим. Классно будет.
– А что он сделал месяц назад? – спросил Джуниор.
– Убил своего босса, – объяснил Бастер.
У старика глаза полезли на лоб:
– Убил своего босса?
– Мы все это сделали, – сказал Бакстер. – Каждый из нас убил своего босса. Я думал, ты знаешь.
– Нет, я не знал. – Он минуту помолчал. – Я тоже убил босса. Но я боялся вам сказать.
Филипп не отводил от меня взгляда.
– По-моему, нам надо сходить в твою бывшую компанию. Давай навестим «Отомейтед интерфейс, Инкорпорейтед».
Даже от названия у меня пробежала по телу странная дрожь.
– Зачем? – спросил я. Руки у меня дрожали, и я пытался этого не показать. – Что это нам даст?
– Катарсис, который тебе нужен. Ты вряд ли сможешь это преодолеть, не взглянув в лицо проблеме.
– Это из-за вчерашнего вечера? Когда я не хотел бить людей без причины?
Он пожал плечами:
– Может, и так. В террористической организации слабакам не место.
У меня были на это тысячи ответов, которые я мог высказать, должен был высказать, но почему-то я отступил. Я отвел глаза, опустил их вниз и покачал головой.
– Не хочу я туда ехать.
– Мы поедем, – просто сказал он. – Хочешь ты того или нет. Поведу я.
Джеймс, сидя на диване, поднял глаза от газеты.
– Мы все едем?
– Нет, только мы с Бобом.
Я хотел возразить, хотел отказаться, но против своей воли кивнул.
– О'кей.
По дороге Филипп разговорился. Впервые с того момента, как он подошел ко мне на улице после убийства Стюарта, мы были одни, и он явно хотел мне объяснить важность того, что он называл «наша работа».
– Я понимаю, – сказал я.
– Действительно? – Он качнул головой. – Я никак не могу тебя понять. Джон, Дон, Билл, все прочие – с ними мне все ясно, я всегда знаю, что они думают. Но ты для меня загадка. Может быть, поэтому мне так важно, чтобы ты понял, почему мы делаем то, что делаем.
– Я понимаю.
– Но не одобряешь.
– Да нет, одобряю. Я просто... ну, не знаю.
– Знаешь.
– Иногда... иногда это все кажется мне неправильным.
– У тебя все еще те же старые ценности, старая система верований. Но ты это преодолеешь.
– Может быть.
Он бросил на меня косой взгляд.
– Но ты этого не хочешь?
– Не знаю.
– Но ты с нами? Ты один из нас?
– Навсегда. Что у меня еще есть?
Он кивнул:
– Что еще есть у любого из нас?
Остаток пути мы проехали в молчании. Странно было снова приехать в «Отомейтед интерфейс», и у меня ладони стали влажными, когда мы заезжали на стоянку. Я вытер их о штаны.
– По-моему, все-таки не надо.
– Ты думаешь, что они тебя увидят, немедленно сложат два и два и арестуют тебя за убийство твоего начальника? Да эти люди даже тебя не вспомнят. Они вряд ли могли бы описать тебя даже для спасения своей жизни.
– Некоторые могли бы.
– Не очень на это рассчитывай.
Все места на стоянке были заняты, и Филипп заехал на неудобную стоянку для посетителей возле входа и выключил мотор.
– Пошли.
– Я не...
– Если ты не посмотришь проблеме в лицо, ты ее не преодолеешь. Нельзя дать памяти о том, что случилось, сломать всю твою оставшуюся жизнь. Ты поступил правильно.
– Я это знаю.
– Тогда почему ты чувствуешь себя виноватым?
– Да нет, не в этом дело... я просто боюсь.
– Бояться нечего. – Он открыл дверь и вышел. Я неохотно последовал его примеру. – Вот такие конторы и сделали нас такими, какие мы есть. И по ним мы в первую очередь должны бить.
– Я всегда был Незаметным, – напомнил я ему. – Это не работа сделала меня таким.
– Но она это усугубила, – возразил он.
У меня не было сил спорить. Я не знаю, верил ли я ему, но не мог дать ему отпор.
– Этого гада ты должен был убрать. Ничего Другого тебе не оставалось. И поэтому ты теперь тот, кто есть. Поэтому ты теперь со мной. Поэтому ты теперь и террорист. Это часть плана.
Я улыбнулся:
– Перст Судьбы?
– Если тебе так хочется. – Он тоже улыбнулся. – Ладно, пошли.
Мы вышли на тротуар, вошли в вестибюль. Охранник был на посту. Как всегда, он меня в упор не видел. Я уже прошел было мимо него к лифту, как вдруг остановился и повернулся к Филиппу.
– Терпеть не могу этого типа.
– Тогда сделай что-нибудь.
Я протянул руку и надвинул охраннику фуражку на лоб, сказав:
– Мудак!
Тут он меня увидел.
Он подпрыгнул на стуле, потянулся через стол схватить меня за руку.
– Ты что себе думаешь, ты...
Я шагнул назад к Филиппу, и охранник застыл в недоумении.
Он меня уже не видел!
– Приятно вернуться назад, – сказал Филипп. – Как тебе кажется?
Я кивнул. Это было приятно. И я был рад, что Филипп меня заставил.
Мы прошли к лифту, и я рискнул оглянуться на охранника. У него на лице недоумение уже смешалось с испугом.
– Можем сделать все, что захотим, – сказал Филипп и многозначительно посмотрел на меня. – Буквально все.
Двери открылись, мы вошли, и я нажал кнопку четвертого этажа. Окрыленный успехом с охранником, ободренный поддержкой Филиппа, я подумывал убить Бэнкса. Еще до того, как я ушел, он меня долгое время уже не видел, но еще когда он мог видеть меня, он меня не любил. Он был союзником Стюарта. Он даже, помню, посмеялся над моей прической.
Я ему сделаю прическу.
Я с него скальп сниму.
Но я вспомнил Стюарта и как он умирал, как лягался и пытался меня ударить, пока я бил его ножом, как хлестала на меня кровь из его тела, и я понял, что больше не способен убивать.
Восторг прошел так же быстро, как появился. Зачем я здесь? Чего я хочу этим добиться? Филипп в машине говорил, что мы должны насыпать песочку в этот механизм, но я не видел, как бы я мог причинить серьезный ущерб. Слишком мало я для этого знал.
Мы вышли на четвертом этаже. Я направился к секции программистов. В бывшем офисе Стюарта свет не горел. Очевидно, его не заменили. Зато все остальное было точно как прежде. Я провел Филиппа мимо стола Стейси, потом Пэм и Эмери. Никто из программистов на нас даже не взглянул.
Атмосфера была гнетущей, густой и тяжелой, воздух был слишком горяч, и я сказал Филиппу, что хочу уйти, но он сначала попросил меня показать, где я убил Стюарта.
Я отвел его в туалет.
Странно было попасть туда снова. Конечно, тела уже не было, и кровь тоже смыли, но все равно это место казалось мне оскверненным, грязным. Я дрожащими руками открыл дверь первой кабинки. Филипп заставил меня пересказать все подробно, и при этом кивал, касаясь металлической стенки, на которую я отбросил Стюарта, наклонялся посмотреть на унитаз, куда я свалился. Когда я кончил свой рассказ, он сказал:
