– Стараемся в финансах выйти в ноль, – объяснил Донатти, – но более всего мы заинтересованы в том, чтобы помочь людям, нашим братьям. Ну и конечно, эта благотворительность помогает нам при выплате налогов.
Курс лечения оказался до ужаса прост. Первое нарушение – Синди привозят, как выразился Донатти, в «крольчатник». Второе нарушение – и там оказывается сам Моррисон. Третье – током бьют их обоих вместе. Четвертое нарушение свидетельствует о негативном отношении к курсу лечения и требует более сурового наказания. В школу к Элвину будет послан человек, чтобы избить мальчика.
– Представьте себе, – с улыбкой говорил Донатти, – каково придется мальчику. Он ничего не поймет, даже если ему и попытаются как-то объяснить происходящее. До него только дойдет, что его больно бьют из-за того, что папа плохой. Элвин насмерть перепугается.
– Сволочь, – беспомощно сказал Моррисон, он готов был расплакаться, – сволочь проклятая.
– Поймите меня правильно, – сочувственно улыбаясь, объяснил Донатти. – Я уверен, что этого не произойдет. К сорока процентам наших клиентов мы не применяем никаких дисциплинарных мер, и только десять процентов допускают более трех нарушений. Эти цифры утешают, не так ли?
Ничего утешительного Моррисон в них не видел. Он нашел их ужасающими.
– Разумеется, если вы нарушите правила в пятый раз…
– Что вы хотите сказать?
Донатти просто расцвел в улыбке:
– Вас с женой – в «крольчатник», сына изобьют во второй раз, а жену в первый.
Доведенный до такого состояния, когда он потерял способность здраво мыслить, Моррисон бросился через стол на Донатти. Тот, хотя и сидел вроде бы в расслабленной позе, действовал с поразительной быстротой: отодвинулся вместе со стулом назад и через стол ударил Моррисона ногами в живот. Задыхаясь и кашляя, Моррисон отлетел в сторону.
– Сядьте, мистер Моррисон, – благожелательно сказал Донатти, – давайте поговорим как разумные люди.
Отдышавшись, Моррисон сделал то, о чем его попросили. Ведь должен же когда-нибудь закончиться этот кошмарный сон?
В корпорации «Бросайте курить», объяснил Донатти, существует десять градаций наказаний. Шестая, седьмая, восьмая провинности – сила тока возрастает, избиения становятся все ужаснее. Если Моррисон закурит в девятый раз, его сыну сломают обе руки.
– А в десятый? – спросил Моррисон. В горле у него пересохло.
Донатти печально покачал головой:
– В этом случае мы сдаемся. Вы войдете в два процента неисправимых клиентов.
– Вы действительно сдаетесь?
– Можно сказать и так. – Донатти открыл один из ящиков и положил на стол кольт 45-го калибра с глушителем. – Но даже эти два процента неисправимых никогда больше не закурят. Мы это гарантируем.
В пятницу вечером по телевизору показывали «Буллит», один из самых любимых фильмов Синди. В течение часа Моррисон бормотал, ерзал на месте – Синди уже не могла внимательно смотреть кино.
– Что с тобой? – спросила она, когда фильм прервался.
– Ничего… да все плохо, – прорычал он. – Я бросил курить.
Синди рассмеялась.
– Когда? Пять минут назад?
– С трех часов дня.
– Что, с тех пор не курил?
– Нет, – сказал он и принялся грызть ноготь большого пальца. Моррисон уже сгрыз его почти до мяса.
– Это великолепно. Что заставило тебя бросить?
– Я должен думать о тебе… об Элвине.
Ее глаза расширились – она даже не заметила, что снова начался фильм, – Дик так редко говорил об их сыне. Она подошла к мужу, посмотрела сначала на пустую пепельницу, стоявшую недалеко от его правой руки, потом ему в глаза.
– Ты действительно собираешься бросить курить, Дик?
– Действительно. А если обращусь в полицию, банда местных громил сделает тебе подручными средствами пластическую операцию.
– Я очень рада. Даже если ты снова закуришь, мы с Элвином все равно благодарим тебя за заботу.
– Думаю, я больше курить не буду, – сказал он и вспомнил глаза Донатти, когда тот ударил его ногами в живот, затуманенные глаза убийцы.
Ночью он спал плохо, дремал, просыпался, а часа в три проснулся окончательно. Курить хотелось так, что Моррисону показалось – у него небольшая температура. Он спустился вниз, прошел в свой кабинет, расположенный в глубине дома. Эта комната была без окон. Моррисон выдвинул верхний ящик своего стола, как завороженный уставился на коробку с сигаретами, огляделся, облизал губы.
Постоянная слежка в течение первого месяца, сказал Донатти. Потом два месяца за ним будут следить по восемнадцать часов в сутки. Четвертый месяц (именно тогда большинство клиентов закуривают) снова двадцать четыре часа в сутки. Потом двенадцать часов выборочной слежки каждый день до конца года. А затем? До конца жизни слежка возобновляется в любое время.
До конца жизни.
– Мы можем проверять вас каждый второй месяц, – объяснил Донатти. – Или через день. Или через два года организуем круглосуточную слежку. Все дело в том, что вы этого знать не будете. Если закурите, это можно сравнить с тем, что вы будете играть с нами нашей крапленой колодой. Следят они или нет? Схватили уже мою жену или послали своего человека к сыну? Здорово, правда? А если вдруг и выкурите тайком сигарету, у нее будет ужасный вкус, вкус крови вашего сына.
Но сейчас, глубокой ночью, они не могут следить за ним в его собственном кабинете. В доме тихо, как на кладбище.
Почти две минуты он не мог оторвать взгляда от сигарет в коробке, потом подошел к двери, выглянул в пустой коридор, вернулся обратно, снова уставился на сигареты. Ужасное видение явилось ему: ни одной сигареты в жизни. Как он сможет изложить сложную проблему недоверчивому клиенту без небрежно дымящейся в руке сигареты, когда он подходит к графикам и планам? Как сможет без сигареты вынести бесконечные садоводческие выставки Синди? Как сможет проснуться утром и начать день без сигареты, пока пьет кофе и читает газету?
Моррисон проклял себя за то, что влез в эту историю, проклял Донатти, а самые страшные проклятия послал Джимми Маккэнну. Как он мог так поступить? Сукин сын, ведь все знал! У Моррисона задрожали руки от желания схватить за горло иуду Маккэнна.
Украдкой он снова оглядел кабинет, полез в ящик, взял сигарету, поднес ко рту и застыл, склонив набок голову.
Еле слышный шорох раздался из стенного шкафа? Еле слышный. Разумеется, нет. Но…
Еще одна картина встала перед его глазами: кролик, прыгающий, как сумасшедший, под ударами электрического тока. Мысль, что Синди может оказаться в этой комнате…
Он принялся лихорадочно прислушиваться, но ничего не услышал. Моррисон сказал себе, что надо всего-навсего подойти к стенному шкафу и открыть дверцу. Ему стало страшно только при одной мысли, что может там оказаться. Он лег в постель, но сон еще долго не приходил.
