Очнулась я от противного запаха нашатырного спирта. Открыв глаза, увидела, что лежу на диване в довольно большой комнате. Наверное, здесь раньше были две смежные, но стенку убрали, и получилась одна. Рядом сидела старушка.
— Хорошо, что ты пришла в себя, — сказала она. — Я так перепугалась! Вот жара-то что делает!
Я лежала на диване молчаливым бревном и осматривалась. Содержимое комнаты поразило меня. Напротив дивана стоял большой черный платяной шкаф, а справа и слева от него от пола до потолка громоздились ряды полок, заставленных книгами с непонятными названиями. Наверное, книги были старинными. На маленьком круглом столике было собрано множество блестящих баночек, рядом возвышался трельяж, занавешенный бархатной черной тканью с точно таким же рисунком, как в коридоре. На углу зеркала висели бусы из камушков, бисера и ракушек. Окно было наглухо закрыто темными шторами, а под окном стояла самая настоящая прялка. Такую я видела лишь в сказочных фильмах. На большом столе в центре комнаты, покрытом белой скатертью, я заметила парафиновую свечу, блюдце с какими-то иголками, фарфоровый сосуд в окружении непонятных деревянных и металлических предметов… и окровавленный кухонный нож. Вид последнего меня испугал.
— Не бойся, — сказала бабушка, увидев, куда направлен мой взгляд. — Это внучек мой играл, зачем-то ножи краской испачкал.
Я было попыталась подняться, но все тело пронзила такая жуткая боль, что я осталась на месте.
— Полежи смирно еще пять минут, а то ты такая бледная, — велела мне старушка.
— А почему у вас зеркала занавешены? Кто-то умер? — спросила я. Собственный голос показался каким-то глухим и чужим.
— Нет, милая, никто не умер, это внучок играет. Зачем ему это? Во что играет? Не знаю. А ты лежи, лежи. Я за тебя так перепугалась, думала, не очнешься — побегу «Скорую» вызывать.
Хотела бы я посмотреть, как она побежит!
— Ты вот и руку себе поранила, когда упала, — продолжала бабушка.
Я посмотрела на свои руки и увидела, что левое запястье забинтовано.
— Кожу разодрала, теперь болеть будет. Ты лучше повязку не меняй, а то грязь занесешь, еще хуже сделаешь. Ты ее дней шесть носи не снимая, а после ранка уже заживет. — Старушка все что-то бормотала и бормотала, а я то и дело проваливалась в странное забытье.
Домой я пришла в пять минут первого.
— Ирина, и где же ты шлялась? — такими словами встретила меня мама.
— Мамуль, я не хотела опаздывать, — начала я оправдываться.
— Но опоздала! У тебя вечно желаемое не совпадает с действительным!
— Я помогала одной старушке искать ключи. Она их в траву уронила.
— И ты их искала ровно до полуночи?
— Нет, искала я их пять минут, а потом несла той бабушке сумки до дома…
— А дома ты ей обед готовила? Иди спать, пионерка, — съехидничала мама. — Постой, а что у тебя с рукой?
— Поранила, когда упала.
— Обо что ты ее поранила? — сразу заволновалась мама. — Как это не знаешь? А перевязал ее кто? Света? У нее был с собой бинт?
— Нет, бабу… да, Света. Пустяки, там просто царапина.
Хорошо, что наш разговор на этом закончился, потому что во всем теле была такая слабость, что хотелось лечь и уснуть прямо здесь, на полу в прихожей.
Ночью я почувствовала, что меня знобит. Голова раскалывалась, поврежденное запястье горело, все кости ныли. С трудом я встала, отыскала на кухне анальгин и, проглотив его, снова легла в кровать. Промучившись почти всю ночь, под утро я забылась глубоким сном.
Проснулась я в двенадцать дня. Сначала слонялась, как сонная муха, по квартире, пытаясь понять, с чего это вдруг у меня так болят суставы. Потом умылась, позавтракала и решила почитать детектив. Я удобно развалилась на диване в большой комнате и раскрыла книгу. Строчки были словно в тумане. Я отодвинула книгу подальше, и написанное четко и ясно предстало передо мной.
Что это? Мне плохо видно вблизи? Я схватила газету — то же самое. Караул! Каким это образом у меня вдруг резко испортилось зрение, да так, что появилась не близорукость, а дальнозоркость, которая редко бывает у молодых? В раздумье я заходила по комнате. Может, вчера, когда у той бабки в коридоре свалилась, так здорово головой об пол звезданулась? Ох и почему так кости ноют? Чувствую себя просто разбитым корытом. А может, меня сглазили или порчу навели? Я рассмеялась от этой мысли.
Так это было или иначе, но я чувствовала себя старухой. Я села читать в глупой надежде, что вскоре все пройдет, но глаза быстро устали, голова заболела, и, немного полежав, я решила побыть на свежем воздухе. Пошла в коридор, чтобы позвонить Свете и позвать ее гулять, но никак не могла вспомнить номер Байковой. Да что ж такое! Пришлось искать в бардаке своей комнаты записную книжку, на это ушел почти час. Наконец позвонила, но выяснилось, что ее нет дома. Снова послонявшись без толку по квартире, я решила прогуляться одна.
Недоумевая, что же со мной такое, я слонялась по улицам и не заметила, как ноги сами вынесли меня к старой пятиэтажке, где жила колдунья Еремея. Эта женщина была самой настоящей волшебницей, она могла поставить оберег, снять порчу, вернуть любимого и еще много-много чего. С Еремеей мы познакомились в начале лета, когда моя лучшая подруга Машка Никитина по собственной глупости попала в беду. Затем мы еще раз обращались к ней за помощью, когда Света, пытаясь играть в мага, принесла много неприятностей нашим одноклассницам, и в обоих случаях Еремея здорово нам помогла. Так что, испытывая к ней самые теплые чувства, я решила зайти в гости.
Колдунья открыла дверь и удивленно посмотрела на меня.
— Опять набедокурили? — спросила она.
— Нет, — растерялась я.
— Тогда чего пришла? Заболела?
— Ну, можно и так сказать, — кивнула я, и меня пустили внутрь.
Еремея провела меня в светлую маленькую комнату, где стояли небольшой диванчик, стеклянные шкафы, полные каких-то баночек и коробочек, письменный стол с лампой, похожий на мой, и кресло-качалка.
— Что с тобой?
— Что-то у меня кости ноют, суставы болят…
— Понятно, продуло, — перебила Еремея, направляясь к шкафам.
— И еще зрение у меня испортилось…
— Это сейчас у всех, — вздохнула колдунья. — Много смотрите телевизор, много сидите за компьютером и прочее, и прочее…
Я согласно закивала. Еремея достала из одного стеклянного шкафа белую баночку, коробочку из другого и небольшой пузырек из третьего.
— Значит, вот этим, — показала она на баночку, — будешь мазать поясницу. Вот это будешь закапывать в глаза на ночь, а чайную ложку этих вот трав, — узкая кисть с длинными пальцами коснулась коробочки, — заваривай на стакан воды и пей по утрам. Ясно? С рукой-то у тебя что?
