Короче говоря, обман очевиден! Одно из двух: либо господин де Ботерн лгал интенданту Лангедока, либо он самым наглым образом надул интенданта Оверни, третьего не дано! Либо господин де Ботерн-сын, прибывший в Клермон 22 числа (чему нет оснований не верить), выехал из Бессе 20 сентября, как и написал в тот день интенданту Оверни его отец, а не 22-го, как все тот же де Ботерн-старший написал интенданту Лангедока. В таком случае волк, которого доставил де Ботерн-сын в Клермон, никак не мог быть тем, что был подстрелен 21 числа под Шазом. И не мог молодой де Ботерн подписать протокол, ибо его в Бессе уже не было! Короче говоря, волк, упомянутый в этом протоколе, никакой не Зверь, а просто огромный волк, а господа де Ботерн, отец и сын, – обыкновенные фальсификаторы!
Быть может, был не один, а два или целых три волка? Один – для предъявления интенданту Оверни и двору Его Величества, второй – для показа в Жеводане, а третий еще Бог знает для каких целей? Я не буду более указывать на «ошибки» господина Антуана де Ботерна и его сына, они сослужили им плохую службу, ибо были слишком уж явными. Во всех протоколах, подписанных ими, а также во всех письмах, показанных мне капитаном д'Энневалем, можно обнаружить поразительную смесь низкого обмана и глупости. Господин Антуан постоянно проговаривается, сам себя выдает, ибо все его послания изобилуют двусмысленностями, противоречиями, в коих он порой так запутывается, что даже не понимает, насколько они его разоблачают. Взять хотя бы его письма, одно от 22 сентября к интенданту Лангедока, а другое от 23 числа к интенданту Оверни, в коих он приводит весьма малоубедительное свидетельство Марии-Жанны Вале, которая якобы «признала, что шрам на правом плече убитого животного является следом от ее ножа», но на вопрос о том, куда именно она ранила напавшего на нее Зверя, девица заявила, что «точно не помнит».
Что до меня, то я так и не понял, какую роль во всей этой гнусной истории сыграли аристократы Беле, настоятельница монастыря Святой Марии, а также господин Буасье и члены его клана. Как только мой отец узнал, что Зверь якобы убит, он тотчас же заподозрил обман и страшно возмутился. Он только и говорил о том, что нам всем надо собраться и отправиться в Бессе, чтобы изгнать оттуда де Ботернов и всех их людей. С превеликим трудом мы сумели его кое-как утихомирить. Быть может, он присмирел только для виду, чтобы нас успокоить, так как однажды он все же отправился в Бессер, Польяк и Дарн. В каждом из городков он принимался произносить пламенные речи, кричать во весь голос о предательстве и низкой лжи, а вокруг него собирались толпы народа, и он призывал крестьян к бунту. К счастью, в те времена отца уже считали малость сдвинутым, блаженным, иначе полицейские стражники схватили бы его и заточили в тюрьму. Однако в своих подозрениях он был не одинок, не только он, бедный безумец, разоблачал повсюду мошенников. Некоторые весьма уважаемые в нашем краю люди придерживались того же мнения, более того, сами разоблачали обман господина де Ботерна. Господин Олье, кюре из Лорсьера, сказал во время проповеди следующее: «Убит был обыкновенный волк, а не Зверь... Эти господа обманывают и короля, и двор, и народ... Настоящий Зверь жив...» Затем господин Олье написал о своих подозрениях епископу. Еще один весьма почтенный человек, некий господин Бе из Сен-Шели, владевший обширными угодьями в тех краях, где хозяйничал Зверь, открыто и ничуть не стесняясь говорил о том, что господин Антуан де Ботерн приказал убить во время одной из облав трех привезенных неизвестно откуда волков, а затем чучело одного из них он отправил в Париж, а чучело второго продал бродячим укротителям диких зверей, чтобы те показывали его на ярмарках на севере. Он ссылался на слова некоего аптекаря из Марвежоля, господина Персеголя, который сам якобы изготавливал два чучела. Кстати, сын господина Бе, Эмманюэль Бе, был одно время членом административного совета округа, а потом – и департамента. Я часто встречался с ним по своим делам, и мы иногда вспоминали дни нашей юности. Он укрепил мои подозрения в том, что в Шазе господин де Ботерн сознательно пошел на обман. Итак, подведем итог: протокол, составленный господином Антуаном де Ботерном, содержит массу противоречий, а в некоторых местах – откровенную ложь. Обман был заранее спланирован и тщательнейшим образом подготовлен, но, несмотря на это, жителей Жеводана обвести вокруг пальца не удалось. Обман был раскрыт, обманщики разоблачены, хотя у них и были сообщники. Кстати, представители властей во всем помогали им и даже, видимо, способствовали сокрытию истины, ибо считали, что господин де Ботерн обладает большим влиянием при дворе. Последовавшие события очень быстро доказали всем, что Зверь вовсе не умер, но никто за пределами Жеводана не осмелился обвинить любимца короля в обмане. Напрасно господин д'Энневаль пытался расследовать это дело, его никто не хотел слушать и никто не желал публиковать его разоблачений.
Быть может, когда-нибудь они и увидят свет...
Тогда и он, и его отец будут отомщены...
В течение двух месяцев после облавы, во время которой господин Антуан де Ботерн совершил свой подвиг, над Жеводаном ни разу не разносились тоскливые звуки набата, вселявшие ужас в души жителей края в течение двух лет, ибо они несли от деревни к деревне весть о новой трагедии. Мы же в нашем домишке не только слышали, но и воочию видели набат, так как колокольня была от нас хорошо видна, а колокола блестели всякий раз, когда их тревожили и заставляли издавать те ужасные звуки. Но мы не радовались этому молчанию, ибо оно казалось нам тем более зловещим, что было, как нам стало известно, предначертано свыше.
Подложных «зверей» господина Антуана едваедва успели отправить в Париж и еще Бог весть куда, как настоящий Зверь (или Звери) вновь дал о себе знать. Но говорить об этом было строгонастрого запрещено, даже наши кюре оставались глухи, а колокола немы. Один только господин Олье из Лорсьера имел достаточно отваги, чтобы и во время проповедей в церкви, и в кругу своих коллег, и просто на деревенской улице громко говорить о том, что господин де Ботерн – лжец и мошенник, что творящий зло Зверь по-прежнему жив. Он даже написал донесение государственному министру в январе 1766 года, но его, очевидно, перехватили по дороге и утаили, или же министр по прочтении повелел положить его под сукно: теперь оно хранится в архивах Пюи-де-Дом.
Итак, 26, 27 и 28 сентября Зверь (или животное, очень похожее на него) объявился в окрестностях Марсийяка. Он принялся было подкрадываться к юному пастуху, но на выручку прибежали взрослые, которые, по их словам, довольно долго его преследовали. Властям тотчас же сообщили о происшествии, но никто не желал слушать. И только три месяца спустя истина вышла наружу, ибо крестьяне-горцы передавали ужасные вести из уст в уста, так что они распространились по обе стороны цепи Маржерид. И за все это время никто из власть предержащих не поинтересовался, что же происходит в Жеводане.
