– Ты что, сука, делаешь? – Иван подбежал к столу и попытался столкнуть психа с Алексея. Тот вывернулся, продолжая одной рукой держаться за Лешкино горло, и наотмашь ударил Ивана рукой с ножом.
Ваня перелетел через кресло и упал на пол, но тут же вскочил на ноги. Лешка хрипел, пытаясь одной рукой откинуть руку доктора с горла, а другой удержать руку с ножом.
Иван снова подбежал к столу, схватил бронзовую пепельницу и занес ее над головой.
И тут раздался грохот открываемой двери.
– Все на пол!
Не опуская руки с пепельницей, Иван повернулся на голос и увидел двух парней в милицейской форме. Они были не намного старше их с Лешкой. Один из них направил на Ивана пистолет. Но когда Ваня повернулся и показал милиционерам, что происходит на столе, он перевел ствол на доктора. Руки у него тряслись. Второй милиционер нервно пытался расстегнуть кобуру.
От таких не знаешь, чего ожидать. Тем более в такой ситуации.
Ваня медленно опустил руку, но не рассчитал силу, и пепельница громко стукнулась об стол. Тот, что держал пистолет, нервно дернул руками в сторону Ивана.
– Я сказал, на пол!
Ваня послушался.
– Слезь с него! – уже орал второй.
«Наверное, все-таки достал пистолет», – машинально подумал Иван.
А вот Илья Сергеевич будто не замечал происходящего за границами стола и продолжал сжимать Лешкино горло. Лешка хрипел и никак не мог освободиться от мертвой докторской хватки.
Вдруг он вскрикнул. Иван услышал хруст. Нож все-таки вошел в тело. Иван повернул голову к двери и попытался встать. Два ствола по очереди выплюнули огонь.
На втором этаже прогремели выстрелы. Вахтер хмыкнул и достал уже початую бутылку водки.
«Как в воду глядел».
– Кого-то сегодня убьют, – прошептал старик, налил в кружку водки и выпил зелье храбрецов.
Логинов проснулся от какого-то звука. Он прислушался. В комнате мерно тикал будильник. Федька привстал на локти и огляделся. Было еще темно, но он разглядел силуэты покосившегося шкафа и старого трельяжа с двумя створками зеркал. Понятно. Вчера или сегодня (какой сейчас день, он не знал) он пришел и отрубился в коридоре. А пока спал, обоссался. Запах аммиака, казалось, заполнил все его жилище.
Федя встал и, держась за стену, прошел на кухню. Надавил клавишу выключателя у двери, но свет так и не зажегся. Электричество отключили еще два месяца назад за неуплату. В темноте подошел к раковине и открыл кран. Вода тонкой струйкой полилась в потрескавшуюся керамическую мойку. Федор взял старую алюминиевую кружку, всю во вмятинах, пригляделся к ней. Как это он ее еще не сдал? Потом подставил под струйку, ожидая, пока она наполнится.
Напившись воды и поблагодарив мысленно коммунальщиков за то, что хоть воду не отключили, Федор заглянул под мойку. Там была почти идеальная чистота. Бутылки он вчера сдал. Среди пакетов и консервных банок Федор увидел полторалитровую пластиковую бутылку и, кряхтя и отдуваясь, выудил ее из-под мусора. Посмотрел через мутные стенки, потряс и, чертыхнувшись, бросил бесполезную посудину обратно под раковину.
Затем накинул пальто и, пошатываясь, вышел из дома. Еще не рассвело, но немногочисленные светящиеся окна в пятиэтажке у парка подсказывали, что уже часов шесть.
Он подошел к двухэтажному зданию из белого кирпича, в котором располагалось кафе «У Захара».
«Славные ребята там работают. Светка-барменша – милая бабенка». Федя мусор со двора вынесет, воды притащит, а она ему пузырек. А когда и поесть что перепадет. Эх, жаль, что они только в десять открываются. Федор остановился у крыльца и посмотрел на темную вывеску. Покачал головой и пошел дальше.
Он уже видел огни палаток вдоль дороги. Ночные продавцы вывешивали лампочки на улицу, чтобы припозднившийся путник знал, где можно потратить некоторую сумму утаенных от жены денег.
У одного из ларьков маячил чей-то темный силуэт, и Федор остановился. Не хотел он ни с кем встречаться. Особенно с подвыпившими подростками. Не нравится им, как от него пахнет. Федор втянул воздух, словно хотел сам себе доказать, что пахнет от него, как от всех. Запах мочи напомнил ему о ночном недержании. Да, пусть от него не дорогим одеколоном пахнет, но зачем же избивать? Бьют в основном по голове, а она и так ни хрена не соображает.
Он вспомнил, как его летом отметелили три пьяных парня. А что он сделал-то? Лег спать на лавке в парке. Устал Федька тогда, перебрал. Не рассчитал силы. Он их, силы-то, мягко говоря, никогда не рассчитывал. Тот день не стал исключением. Вот и завалился Федька на скамейке. Разбудило его… Так можно сказать, только когда тебя нежно за плечо потрясут. А его буквально выбили из сна, а заодно и с лавки. Федя попытался встать, но будто какая сила придавила его к асфальту. Жуткая боль разрывала голову.
«Нос сломали, – подумал Федька, свернулся калачиком и закрыл лицо руками. – Когда же они устанут и уйдут?»
Его тогда больше всего напугало то, что парни избивали молча. Никто из них не проронил ни слова. Будто хотели убить.
Потом они наконец устали и ушли. Федька подождал, когда они скроются из вида и, превозмогая боль, потрусил домой…
Человек у ларька что-то купил и исчез за палаткой. Федор пошел дальше. То, что сейчас придется клянчить, он знал и совершенно этого не стыдился. Если раньше, когда Федор еще работал на заводе, ему и приходилось выпрашивать выпивку, так только в долг. Да и давали тогда охотней. Сейчас же у него не было ни денег, ни совести. И жить ему это совершенно не мешало. Даже помогало. Как бы он прожил без выпивки, если б вдруг ему стало стыдно подходить к палаткам и просить на сто граммов.
Совесть, конечно, не проснется. А вот что делать, если перестанут давать? Сколько мужиков померло, не опохмелившись.
Федор подошел к металлической палатке, выкрашенной в коричневый цвет. Тусклая лампа, закрепленная за козырек, свисала прямо напротив окошка. Ему пришлось отодвинуть осветительный прибор, чтобы всунуться в открывшуюся форточку.
– Федька, я же сказала: больше не приходить, – недовольно проговорила женщина, сидящая в коричневой будке. Но по ее голосу Федор понял, что не так все и плохо.
– Томка, не гунди. Дай флакончик. Я ж отработаю. Хочешь, воды принесу, хочешь, мусор вынесу.
– Да уже без тебя и принесла, и вынесла, – не сдавалась продавщица.
– Ну, может, тебе лично что надо? – заговорщически произнес Логинов и подмигнул Томке.
– Ну козел! От тебя, что ли? – завелась женщина. – А ну давай отсюда!
– Да ладно тебе. Я же не об этом…
Женщина молча соображала, на что может сгодиться этот опухший сморчок.
– Федька, а ты технику достать не можешь?
– Тебе что, машина нужна, что ли?
– Да нет. Телевизор, дивидишник. Ну, или на худой конец видак.
Федька задумался. Телевизор он пропил еще три месяца назад. А воровать не умел. Нечего ей предложить, нечего.
– Есть, – вроде вспомнил он. – Мой корешок как раз собирался пропить свой видак. – Никакого корешка, а тем более видака у Логинова не было, но он быстро сообразил, что, даже просто пообещав, может опохмелиться.
– Точно? – Женщина немного посомневалась, но потом, решив, что Логинов никуда от нее не денется, выставила на прилавок пластиковую бутылку с красноватой жидкостью. Фирменный напиток с добавлением «Юппи». – Ладно, держи аванс. Но если обманешь… Смотри, Федька. – Томка закрыла форточку и выключила свет.
Начало рассветать. Федя зашел за угол ларька и скрылся в кустах. Сейчас его не волновало, что с ним будет, когда его обман откроется. Тем более он уже обманул и за это бутылку «юппиводки» получил. Ложь во спасение. Аминь!
– Эй, черт! Встал и ушел!
Федор почувствовал сильную боль в паху.
– Ты че, сука, не понял?!
Он открыл глаза, увидел перед собой ухмыляющегося подростка и сполз с лавки. Его кто-то пнул под ребра.
– Тима, оставь его. Это дядь Федя. Он с моим отцом работал.
– Да мне по херу, кто это. Пусть воняет в другом месте. Валяются здесь, лавки обсыкают…
«Неужели Томка поняла, что я обманул ее?»
Федька быстро пересек аллею и нырнул в кусты. Боль в паху отпустила. Он прошел еще немного и остановился. Похлопал себя по карманам и с улыбкой блаженного достал из бокового кармана пластиковую бутылку. Посмотрел на содержимое. Бутылка была наполнена красноватой жидкостью на четверть. Федя открутил пробку и в два глотка опустошил посудину. Отрыгнул и полез в карман, хоть семечку отыскать. Зачерпнул что-то, похожее на крошки, и раскрыл ладонь. Хлебные крошки, табак, шелуха от семечек. Среди этих продовольственных запасов лежал небольшой измятый клочок бумаги. Федор выудил листок, а остальное стряхнул с ладони. Он вспомнил, что это за записка, как только развернул ее. Там был записан адрес Ивана Щеглова.
«Наплету ему еще что-нибудь о Васькиной смерти, глядишь, и пузырек поставит».
Воодушевленный предстоящим праздником, Федор побрел через парк к пятиэтажным зданиям рабочего поселка. И ничего, что придется пробираться в обход того места, откуда его согнали подвыпившие подростки.
