— Джек!
— Что — Джек? — спросил он сердито и вскочил на ноги. — Ты скажешь, что не думаешь так? Что если раз я причинил ему зло, так могу причинить его и в другой раз? Так?
— Я хочу знать, где он, — вот и все!
— Давай, ори на меня, и дело у нас пойдет на лад.
Венди повернулась и пошла к двери.
Он смотрел ей в спину, сжимая в кулаке тяжелое пресс-папье с приставшими к промокашке осколками стекла. Потом бросил его в мусорную корзину, кинулся вслед за ней и догнал возле административной стойки. Он положил руки ей на плечи и повернул к себе. У нее было хмурое, настороженное лицо.
— Венди, прости, это сон виноват… Я был расстроен.
— Конечно, — ответила она, высвободив деревянные, неотзывчивые плечи. Остановилась в центре холла и закричала:
— Эй, док, где ты?
Ответом было молчание. Она подошла к входной двери, открыла одну створку и ступила на дорожку, расчищенную Джеком от снега. Дорожка больше походила на траншею — сугробы по краям ее доходили Венди до плеч. Венди покричала еще, с криком изо рта вырывались белые клубы пара. Она вернулась в дом, у нее был перепуганный вид.
Стараясь унять раздражение, Джек рассудительно сказал:
— А может, он спит в своей спальне? Ты проверяла?
— Говорю тебе, что он отправился куда-то играть, когда я вязала. Я слышала его шаги внизу.
— Ты заснула?
— Да, но какое это имеет значение. Денни!
— И ты не заглянула в его комнату перед тем, как спуститься в холл? Вот видишь! Вероятно, он у себя. — Джек кивнул и пошел вверх по лестнице, не дожидаясь ее. Она последовала за ним, стараясь не отставать, хотя он перешагивал сразу через две ступени. На площадке второго этажа она почти наткнулась на его спину, когда он резко остановился. Он стоял как вкопанный, уставясь широко раскрытыми глазами на верхний этаж.
Там стоял Денни с пустыми глазами и пальцем во рту. Черные следы на его горле ясно виднелись в ярком свете настенных бра.
Венди, проследив за взглядом Джека, тоже увидела сына и вскрикнула:
— Денни!
Ее крик вывел Джека из состояния шока, и они оба кинулись к Денни. Венди опустилась на колени перед ним и сжала сына в объятиях. Денни позволил обнять себя, но не шевельнулся. Ей показалось, что она обнимает неживую куклу, и страх затопил ее сердце. А Денни только сосал свой палец и глядел пустым, невидящим взглядом поверх их голов в лестничный пролет.
— Денни, что случилось? — спросил Джек, дотрагиваясь пальцем до распухшей шеи Денни. — Кто это тебя..?
— Не дотрагивайся до него! — яростно прошипела Венди. Она подхватила Денни на руки, подняла с пола и стала спускаться с лестницы раньше, чем Джек успел подняться с колен.
— Что?! Венди, что за черт, что ты болтаешь?
— Не дотрагивайся до него. Я убью тебя, если ты еще раз посмеешь тронуть его пальцем.
— Венди, как ты можешь…
— Сволочь!
Она повернулась и бегом спустилась на свой этаж. Голова Денни безжизненно моталась в такт ее шагам. Она свернула за угол, и Джек услышал, как хлопнула дверь в их спальне. Звякнула задвижка. Повернулся ключ в замке. Короткое молчание, затем до него донеслось ее тихое, успокаивающее бормотание.
Он постоял еще какое-то время, буквально потрясенный всем, что произошло за такой короткий срок. Он еще был под впечатлением сна, поэтому реальность представлялась ему зыбкой, словно он хватил стакан крепкой мексиканской водки. А может быть, он действительно во сне причинил вред Денни? Пытался задушить сына, как того требовал мертвый отец? Нет, он ни за что в жизни не причинит Денни зла.
Он свалился с лестницы, доктор.
Теперь он никогда не обидит Денни.
Откуда я мог знать, что «бомба для несекомых» была бракованной?
Никогда прежде он никому не причинял зла намеренно
за исключением того случая, когда он чуть не убил Джорджа Хартфилда.
— Нет! — закричал он во тьму и принялся колотить себя кулаками по коленям.
* * *
Венди сидела в кресле с Денни на руках и шептала ему слова утешения, которых потом сроду не припомнишь. Он свернулся калачиком на ее коленях без протеста, но и без радости, и даже не повернул головы к двери, когда Джек выкрикнул «Нет!» где-то в холле.
Недоумение и смятение в душе Венди сменились теперь паническим ужасом. Без сомнения, это сделал Джек. А то, что он отпирается, ничего не значит. Вполне вероятно, что он во сне пытался задушить Денни точно так же, как во сне разбил рацию. У него какой-то нервный срыв. И что ей теперь делать? Не может же она оставаться взаперти все время. Ведь нужно как-то питаться.
Но был еще один вопрос, который она задавала себе с холодной и рассудочной практичностью. Этот вопрос заглушал сейчас в ней все остальные мысли и чувства, потому что был продиктован материнским инстинктом. И вопрос этот был:
— А в какой мере он опасен для нас?
Джек отрицал, что пытался задушить сына. Его самого привели в ужас синяки на шее Денни, непонятное и пугающее оцепенение сына, его неподвижность и молчание. Если бы Джек был виноват, то выказал бы хоть малейшее чувство вины. Тот факт, что он сделал это во сне, был ужасным, но тем не менее утешительным. Можно ли довериться ему, поможет ли он увезти отсюда Денни? Лишь бы спуститься с этих гор, а там…
Дальше идеи о том, как бы благополучно добраться до кабинета доктора Эдмондса, ее планы не простирались. Но заглядывать в более отдаленное будущее сейчас нет необходимости. Достаточно и тех проблем, над которыми ей приходится ломать голову.
Она напевала песенку, покачивая Денни на своей груди. Погладив его по плечу, она почувствовала, что его тенниска промокла, но не придала этому особого значения. Если бы эта информация проникла глубже в ее сознание, она вспомнила бы, что руки Джека, когда он обнимал ее в конторе, были сухими. Но сейчас ее голова была забита совсем другими мыслями: можно ли иметь дело с Джеком или он опасен для них?
Но фактически решать тут было нечего. Она одна не справится, не сможет ни отвезти Денни к врачу, ни вызвать помощь по радио. Денни пережил сильное потрясение, и его нужно срочно увозить отсюда, пока не случилось что-нибудь непоправимое.
Сколько можно раздумывать в поисках другого выхода? Во-первых, нельзя подпускать Денни к отцу, и так она приняла уже одно неверное решение, согласившись на добровольное пленение в снегу… ради Джека. И еще одной ее ошибкой было — отложить на потом решение о разводе. Поэтому сейчас ее сковывал страх: она может совершить еще одну непоправимую ошибку, в которой будет раскаиваться всю жизнь.
