Мария Глебовна удивленно посмотрела на гостя, но отец Серафим успокаивающе положил свою руку на ее, а Игорю Саввичу сказал:
— Ну и мы не молчим, тоже, знаешь, и по телевизору выступаем, и книжки печатаем!
— Слышал я, — буркнул отец Егорий, — слышал. Пускай, дескать, райские птицы сладко поют, а все равно русский человек к православию придет. А ты его сделал православным? — вдруг рассердившись, закричал Игорь Саввич. — Ты сделал так, чтобы он за мешок консервов веру свою не продавал?
Тут отец Егорий опомнился, сконфузился даже.
— Извини, брат, извини, матушка, — уже тихим голосом проговорил он. — Разгорячился, аки судия.
— Ничего, — улыбнулся отец Серафим, очень довольный. — Страсть твоя — от Бога. Не говори только, что не делаем ничего. Но сам посуди: тебя вот власти ваши поддерживают, а наши — нет. Сколько раз обращались: урезоньте, остановите — без толку. Конституция, говорят. Закон!.. Долларовыми бумажками выложенный! Только и можем, что книги разъяснительные писать: кто они есть да кому служат.
— Господи! — воскликнул, перебив, отец Егорий. — Что вы делаете? Книги ваши! Смешали все в кучу: протестантов, иудеев, тварь эту из Киева, тантристов, буддистов, ивановцев, иеговистов — да всех. В одну кучу и говном сверху помазали. Без ума, без понимания, вранье на вранье — стыдоба, да и только! Кого увещеваете? Православных, чтоб с дубьем поднялись? Души несчастные, заблудшие, с пути сбившиеся? Ведь не японцы с американцами, а? Хорош бы я был, кабы мулле в рожу плюнул. А он мне. То-то бы безбожники повеселились.
— Сам же сказал, — слегка опешив от этой ярости, попытался возразить отец Серафим. — Не место у нас буддистам всяким!
— Может, и не место, — согласился отец Егорий. — Да только зачем врать? Все-то у вас, выходит, кровь православную пьют! Не пьют! А которые пьют, те уже не Будде, а самому сатане поклоняются! Хочешь от ереси человека спасти? Так узнай сначала про ересь эту, а уж потом обличай. Да с умом. И католиков не хули. Господь Церковь единой создал, а что разделилась она — так наш грех! А кто лучше Господу служит: католик, православный или протестант, — так это Господу и решать! Сказано же: не ты сеял, не тебе полоть, особенно если сорняк от доброго колоса отличить не умеешь!
— Есть вещи повыше Писания, — осторожно заметил отец Серафим.
— Нету! — рявкнул Игорь Саввич. — Нету слова выше Евангельского!
— Вот за эти-то речи тебя за Урал и отправили! — в сердцах воскликнул отец Серафим, но гость словно бы и не заметил его слов.
— У иных Церковь впереди Бога стоит! — продолжал он. — Храмы, соборы восстанавливаете — хорошо! Да ведь храмы сии без вас выстроены! При царе-батюшке. Новые стройте! Новые! А то на целые районы — ни одного Божьего Дома!
— Ну, верующий человек и в центр может съездить, — возразил отец Серафим.
— То-то и оно, что верующий! А много их? Мало! Неверующих наставлять надо, их души спасать в первую голову, в мир Слово Божие нести, да не дубьем, а духом!
— Тебя послушаешь, — сказал отец Серафим, — так ты и есть еретик! Если б не знал тебя двадцать лет…
— Пойду самовар принесу, — поднимаясь, сказала Мария Глебовна.
— Ну давайте, — буркнул отец Егорий, — лишайте меня сана священного! Кабы я дареными Библиями втридорога торговал или, церковь свою закрывши, бандитские дома да машины освящал, чтобы собственную домину возвести да на «мерседесе» ездить, — так мил был бы, а если говорю не по ндраву высочайшему, так расстричь меня!
— Упаси Бог, брат Егорий, никто тебя расстричь не намерен, с чего ты взял?
— Людям помогать надо, — твердо сказал отец Егорий. — Людям, ибо они и есть Церковь!
— Разве мы не помогаем? — удивился хозяин. — Хворым, обездоленным…
— Горе мое! — воскликнул Игорь Саввич. — Да, да, надо помогать! И хворым, и обездоленным надо! И накормить людей надо, чтоб за тушенкой к еретикам не бегали! Но ведь сказано же святым человеком, тезкой твоим, Серафимом: кто к Богу в беде приходит, тот и уйдет, как полегче станет.
— Добро, — сказал отец Серафим. — Сам что посоветуешь? По Божьи-то всех накормить надо, а ведь всех — никак!
— Вот тут ты прав, — согласился отец Егорий. — Но и неправ. Я свою паству кормлю. Не хлебом — Словом.
А хлебом они уж меж собой поделятся. А не поделятся, так я с ними и отвечу. На Суде Всевышнего отвечу, когда с детьми моими духовными пред Господом предстану!
— А с ересями — как? — спросил отец Серафим. — Забыть?
— То же самое. Все зло искоренить — нам не по силам. Посему и дано понятие: есть заповеди, есть грехи тяжкие, есть — смертные, а есть и полегче. А вот кто от Бога отрекся, паче того Дух Святый похулил — пощады нет!
— Это еще признать надо, кто — заблудший, а кто — отрекся! — возразил отец Серафим.
— Можно признать! — заявил его гость. — Можно! С Божьей помощью!
— А ты бы взялся? — быстро спросил отец Серафим. Видно было: давно он уж ищет повод задать этот вопрос.
— Что «взялся»? — не понял сначала Игорь Саввич.
— Признать. И покарать.
Отец Егорий задумался на мгновение, потом засмеялся:
— Шутишь, да?
— А если не шучу? — Отец Серафим улыбнулся.
— Назвался груздем… — пробормотал отец Егорий. — Ан можно и получше найти!
— Вот-вот, — отец Серафим покачал головой. — Критику разводить — это пожалуйста! Нет, ты мне скажи: признал бы слугу сатаны или нет?
— Признать бы, может, и признал, — подумав, ответил Игорь Саввич. — С Божьей помощью. Они ведь нынче и не таятся.
— Иные — да, а иные — иначе, — вставил отец Серафим.
— Признал бы — да, а вот карать? — Отец Егорий поскреб волосатую щеку. — Нет у меня, слава Богу, власти такой — карать! А то…
— А то — что?
— А то иной раз не удержался бы! — усмехнулся Потмаков. — Согрешил бы. Хоть и знаю, что не в том сила священника православного, коему не бить, а вразумлять подобает. Вот служба Апостольская! — заключил с удовольствием, как человек, удержавшийся от искуса. — Иное же — тяжкий грех!
— Вот-вот, — словно бы раздумывая, а на самом деле подначивая своего гостя, произнес отец Серафим. — В ком сила есть, тот согрешить боится, паствы своей держится, прихода. Но проворна вражина: пока добрый священник, греха боясь, десять заблудших вразумит, тысяча иных к сатане уйдет!
— А сам ты — как? — медленным, напряженным басом произнес Игорь Саввич.
— Борюсь, — коротко ответил отец Серафим. — И не я один.
— И что же?
— Трудно! — И устремив взгляд на отца Егория: — Ты нам нужен, брат! Ты — Богом отмеченный! Доброе дерево по плодам узнается, а дела твои — верные. Сила в тебе есть. И здесь тебя не знают, так что и руки твои будут развязаны. А вот решишься ли оставить все, что по сану положено, паствы своей уважение, славу пастырскую да еще грех на душу взять: силой силу отвесть?
