– Надеюсь, тебе понравилось, милый.
Она ушла, мягко прикрыв за собой дверь и оставив его одного в чужом кабинете, распотрошенного, слегка обалдевшего, взвинченного, с еще более раздолбайским выражением на физиономии, чем обычно. Мысли о том, что сюда может зайти кто-то еще, не посещали. Он был уверен, что никого больше здесь не увидит. Эта странная уверенность как будто передалась ему от Регины, то ли во время объятий, то ли позже, когда она неторопливо облачалась под его доглядом.
Странная женщина, странная комната. Он еще раз обвел ее взором. И что-то нехорошее почудилось вдруг в этих стенах. Мелькнуло нечто непонятное и тревожное этой непонятностью. Романа не покидало чувство чьего-то невидимого присутствия. Это не было банальным подглядыванием в дырку, прокрученную в стене. Кто-то был здесь, рядом с ним, и этот кто-то по-хозяйски изучал его, почти равнодушно, без интереса, как наколотую на булавку муху. Этим невидимым натуралистом мог быть только хозяин кабинета, слитый в одно целое со стенами и идеальным порядком запустения. Он был здесь все это время. Роман внезапно покраснел, смутившись догадкой. Хозяин наблюдал за ними обоими, за тем, как они поочередно насиловали друг дружку.
Роман вскочил, как будто под ним загорелся диван, мигом застегнулся. Пулей вылетел за дверь и, не взглянув на Регинин стол, вымелся из редакции. Он так и не сказал ей ни слова за все время бурной встречи.
Постыдное бегство объяснялось внезапной мыслью о том, что там, в кабинете, ему дал почувствовать свое присутствие его Хозяин, дергающий за веревочки. Некто в Сером.
«Стена. Памятник старины. Охраняется государством. Часы работы 9:00–18:00, без обеда», – гласила табличка, привинченная к металлической калитке. В обе стороны от калитки на несколько метров шел бетонный забор, покрашенный в ядовито-зеленый цвет.
Роман стоял перед вывеской, раздумывая, к чему могло относиться слово «стена», если ядовитый забор на памятник старины никак не тянул.
Он оказался в этом районе города случайно и так же случайно наткнулся на зеленую стену с непонятной вывеской. Никогда раньше об этом «памятнике» слыхом не слыхивал и поэтому очень удивился.
Он толкнул калитку. Внутри оказался небольшой асфальтовый дворик, по краям поросший травой. Дворик, как и полагается, вел в домик, тоже маленький, одноэтажный, медовой расцветки. Роман поднялся на крыльцо и постучал.
– Входите, открыто.
Роман зашел – навстречу ему шагнул мужчина лет шестидесяти, одетый почти по-домашнему: старые, изношенные брюки на подтяжках и рубаху в клетку.
– Добрый день, – начал Роман, – я… ээ… зашел… – И выпалил наобум: – Интересуюсь памятниками старины.
– А вы проходите, – мужчина махнул рукой, приглашая гостя. – Чего ж на пороге разговаривать.
Роман вошел в маленькую комнатку, хозяин – следом.
– В ногах правды нет, – старик показал ему стул, и сам сел напротив, у крошечного стола.
– А где же ваша Стена? – не утерпел Роман.
– Стена? Там, – старик махнул рукой в сторону, противоположную той, где был дворик и зеленый забор.
Роман оглядывал комнатенку. Обычное конторское помещение.
– Так вы говорите, Стеной интересуетесь? – спросил хозяин, нацепив на нос очки и внимательно изучив сквозь них гостя.
– Вы мне ее покажете?
– А что ж не показать? Общенародное достояние. Я для того здесь и приставлен, чтоб показывать. А вам, к примеру, для чего она нужна?
Вопрос застал Романа врасплох. Действительно, для чего?
– Ну… посмотреть. Любопытно.
– Просто посмотреть? – с интересом переспросил служитель Стены. – И ничего больше?
– А что еще? – удивился Роман. – Полазить по ней? Пострелять в кирпичи? Отколупнуть кусочек?
– Нет, – строго сказал хозяин. – Это не полагается. За это штраф положено брать. Видели вывеску? Там ясно указано – охраняется государством. Ущерб, причиненный Стене, карается штрафом. Я вас предупредил, молодой человек.
– Хорошо, – согласился Роман, слегка недоумевая. – А что разрешается?
– Инструкцией предусмотрено три варианта. Первый – просто посмотреть. Второй – оставить памятный графический знак. Плата – в зависимости от размера знака. Самая большая дозволенная площадь знака – ноль целых пять десятых квадратных метра. Пишущие и рисующие инструменты выдаются за отдельную плату. Своими пользоваться запрещено. И третий, самый главный – опробовать крепость Стены собственным черепом.
– Как это? – опешил Роман.
– Обыкновенно. Она для того и стоит тут. Чтоб каждый желающий мог проверить самолично, собственной головой крепость Стены, – старик говорил так, будто читал ту самую инструкцию – неторопливо, размеренно и без выражения.
– А для чего? – допытывался гость.
– Ну, если вы не знаете для чего, я вам и объяснять не стану. Это мне не полагается по инструкции. Кто приходит биться черепом – те знают, им объяснять не нужно. А вам – посмотреть, это можно и без того, чтобы знать. А если не знаете, вам же лучше. Не будете об нее колотиться почем зря.
– Я примерно догадываюсь, – поделился Роман, вспомнив Анубисову заповедь и свой тюремный «Гимн судьбе».
– Догадываетесь? – старик посмотрел на него с подозрением. – Ну тогда что – будем колотиться? Тогда мне оформить надо.
– Нет, колотиться не будем. Мне только посмотреть.
– Ну гляди, – сказал смотритель, переходя на «ты». – Если без уговору начнешь стукаться черепом – штраф возьму. И больше не допущу к Стене, в черный список вставлю. И санитарам придется тебя сдать. Которые из дурки.
– Из психбольницы?
– Ну, – ответил старик. – Оттуда. Это если без уговору начнешь.
– А если с уговором?
– С уговором тебе положена каска, чтоб мозги не отбил. И время – пять минут, ни секундой больше, я по хронометру замеряю. После – бесплатная медицинская помощь. Это если переусердствуешь.
– А кто ее оказывает?
– Врач рядом, в кабинете…
– Понятно. А давно тут эта Стена? Кто ее построил?
– Да кто ж знает. Почитай, с древности стоит. Никто не знает, с какого веку, определить не могут. Даже ученые отказались. Говорят, нельзя датировать. Может, люди ее строили. Может, и не люди.
– Как это не люди? Кто же?
– А те, которые до людей были. Или вообще не были – а только оставили кой-чего. Для людей. Чтоб смотрели и гадали – для чего это и от кого.
– Хм. – Роман пожал плечами. – А вы сами давно при ней?
– И я давно. Как отец мой помер, так я его и сменил. А до него дед мой сидел при Стене.
– О! Династия! И что – много приходит народу? Крепость черепа опробовать?
– Да не черепа. Стены! А в ней метр толщины. И дураку понятно – крепкая, башкой не снесешь. Ан нет, все равно находятся, которым проверить желательно. Но раньше больше было, чем сейчас. Теперь почитай один стенобоец на сотню клиентов. Остепенился народ, в науку пошел. Раньше мно-огие об нее бились, мне дед рассказывал. Да только кто ж ее, голубушку, прошибет башкой?
