Она попыталась свести разговор к шутке:
– Никогда-никогда не отпустишь?
– Никогда-никогда.
– Будешь брать с собой на дежурство?
Тони посмотрел ей прямо в глаза, словно пытаясь определить, поняла ли она то, что он сказал.
Хилари начала нервничать.
– Не торопи меня, Тони. Мне нужно время, чтобы разобраться. Хотя бы немного времени.
– Оно целиком твое.
– А сейчас я счастлива и хочу валять дурака.
– Валяй дурака.
– О чем будем разговаривать?
– Я хочу все знать о тебе.
– Это звучит слишком серьезно.
– Хорошо. Пусть будут серьезные и глупые вопросы по очереди.
– Идет. Давай первый вопрос.
– Что ты любишь на завтрак?
– Корнфлексы.
– А на обед?
– Корнфлексы.
– На ужин?
– Корнфлексы.
– Погоди-ка, – сказал Тони.
– В чем дело?
– Полагаю, насчет завтрака ты не шутила. Но потом два раза подряд морочила мне голову.
– Обожаю корнфлексы.
– С тебя два серьезных ответа.
– Выстреливай.
– Где ты родилась?
– В Чикаго.
– Кто твои родители?
– Не знаю. Я вылупилась из яйца. Утиного. Свершилось чудо. Да ты, наверное, читал эту историю? В Чикаго ее все знают. «Леди из утиного яйца».
– Очень остроумно!
– Спасибо.
– Кто твои родители? – продолжал Тони.
– Это нечестно, – запротестовала Хилари. – Нельзя дважды спрашивать об одном и том же.
– Это так ужасно?
– Что?
– То, что они сделали.
– Кто тебе сказал, что они сделали что-то ужасное?
– Я и раньше спрашивал о них, так же, как о твоем детстве. Ты все время уклонялась от ответов. Думала, я не замечаю.
Хилари закрыла глаза, чтобы Тони ничего в них не прочел.
– Доверься мне, – попросил он.
– Они были алкоголики.
– Оба?
– Ага.
– Злостные?
– Совершенно отпетые.
– И?..
– Тони, мне не хочется об этом говорить.
– Может, тебе станет легче?
– Прошу тебя, Тони. Я так счастлива. Не надо портить такой чудесный вечер.
– Рано или поздно ты должна будешь рассказать.
– О’кей, – ответила она. – Только не сейчас.
Тони вздохнул.
– Ладно, посмотрим. Твой любимый телеперсонаж?
– Лягушонок Кермит.
– Что это за шрам?
– Разве у Кермита есть шрам?
– Я говорю о твоем.
– Он вызывает у тебя отвращение?
– Напротив, делает тебя еще красивее.
– Правда?
– Разумеется, правда.
– Ты не против, если я проверю тебя на своем детекторе лжи?
– У тебя есть детектор лжи?
– Естественно. – Хилари взяла в руку вялый знак его мужского достоинства. – Мой детектор лжи исключительно прост в обращении и не дает погрешностей в работе. Берем штекер А, – она чуточку сдавила в руке пенис, – и помещаем в гнездо В…
Хилари соскользнула вниз и взяла его в рот. В считаные секунды мужской орган разбух и пришел в полную боевую готовность. Через несколько минут Тони уже еле сдерживался.
Хилари усмехнулась.
– Да, ты не солгал.
– Могу повторить: ты чертовски соблазнительная развратница. Ведьма.
– Хочешь меня?
– Хочу.
На этот раз Хилари сама оседлала Тони и понеслась – взад и вперед, то в один бок, то в другой, то вверх, то вниз. Он протянул руки к ее колышущимся грудям, и с этой минуты она уже не знала, где он, а где она, – все поглотила бешеная скачка.
В полночь они отправились на кухню и приготовили поздний ужин: нарезали холодного вареного мяса с сыром, разогрели вчерашнего цыпленка. Все это, вместе с охлажденным белым вином и фруктами, взяли в спальню и с удовольствием пробовали то одно, то другое.
В эти минуты они казались себе подростками, с головой окунувшимися в доселе не изведанные радости плоти. Но это была не просто вереница половых актов, а важный ритуал, торжественная церемония, освобождающая их от пестуемых годами страхов. Хилари так всецело отдавалась другому человеку, как невозможно было представить какую-нибудь неделю назад. Отбросив гордость, она щедро предлагала себя, не заботясь о последствиях в виде измены, горя и унижения. В ней зародилась робкая надежда, что Тони не злоупотребит ее искренностью. То, что с другим показалось бы грязным, стыдным, с Тони было чистым, светлым, вдохновенным. Она все еще боялась слова «любовь», но уже сказала его своими действиями. В половине пятого Хилари засобиралась домой.
– Останься, – попросил Тони.
– Ты еще не выдохся?!
– Выдохся. Но все равно мне хочется, чтобы ты была рядом. Поспи здесь.
– Если я останусь, нам не придется спать.
– Ты еще не выдохлась?!
– Увы, дорогой. Конечно же, выдохлась. Но нас обоих ждет работа. А так мы будем поминутно отвлекаться.
– Да, – протянул Тони. – Придется нам привыкать не реагировать на присутствие друг друга. Научиться спать вместе – в буквальном смысле. Потому что нам предстоит провести рядом столько ночей и дней!
– Много-много! – подхватила Хилари. – Мы привыкнем и заживем, как все. Я буду ложиться в постель в бигуди и намазавшись кольдкремом, а ты – с сигарой в зубах, под включенный телевизор.
– Стыд-позор!
– Разумеется, это будет потом, когда отношения потеряют прелесть новизны. Лет этак через пятьдесят.
– Нет, шестьдесят.
Так, болтая, они еще на четверть часа оттянули отъезд Хилари. Но все равно настал момент одеваться. Тони тоже натянул джинсы.
Проходя через гостиную, Хилари задержалась перед одной из картин.
– Я бы не прочь показать штук шесть лучших работ Уайнту Стивенсу с Беверли-Хиллз – вдруг он захочет иметь с тобой дело?
– Не захочет.
– Почему не попробовать?
– Это одна из лучших художественных галерей, – сказал Тони.
– Зачем же начинать с худших? – парировала она.
Тони посмотрел куда-то сквозь Хилари и произнес:
– Может, я и прыгну.
– Что-что?
Он в двух словах рассказал ей о Юджине Таккере, бывшем арестанте, а ныне модельере женской одежды.
– Таккер прав, – прокомментировала Хилари. – И потом, какой же это прыжок? Тебе пока нет нужды оставлять службу в полиции. Просто проверить себя.
Тони пожал плечами.
– И правда, я ничего не теряю. Даже если Уайнт Стивенс отвергнет мои работы.
– Не отвергнет. Выбери дюжину самых характерных. Постараюсь свести тебя с ним завтра или послезавтра.
– Забирай их с собой, – заявил Тони. – Прямо сейчас.
– Но он наверняка захочет с тобой встретиться.
– Да – если картины понравятся. В таком случае и я буду счастлив познакомиться с ним.
