– ...готова ко всему, – пробормотала Рози, Робби приник к стеклу со своей стороны.
– Простите? Я не расслышал.
– Я сказала, что готова, – произнесла Рози.
– Уровень отличный, – вставил Куртис и повернулся к Роде, которая положила перед собой рядом с блокнотом свою копию романа. – Начинаем по вашей команде, маэстро.
– Отлично. Рози, давайте покажем им, как надо работать, – сказала Рода.
– Кристина Белл. «Сияющий луч». Заказчик – «Аудио консептс». Режиссер – Рода Саймонс. Читает Рози Макклендон. Лента пошла. Начинайте читать на счет раз, и... раз!
«Господи, я не могу!» – в неведомо какой раз подумала Рози. Затем сузила поле своего сознания до единственного ослепительно яркого образа: она представила золотой браслет, надетый на правую руку женщины в мареновом хитоне чуть выше локтя. И когда образ выкристаллизовался в мозгу, свежие волны паники отступили.
– Глава первая.
Нелла догадалась, что ее преследует мужчина в поношенном плаще, только тогда, когда оказалась между уличным фонарем и замусоренным переулком слева, разверстым, как челюсти старика, умершего с непережеванной пищей во рту. Но было уже поздно. Она услышала топот ботинок со стальными набойками на каблуках. Топот приближался, и большая грязная рука потянулась к ней из темноты...»
Рози вставила ключ в замочную скважину двери своей квартирки на втором этаже дома на Трентон-стрит в пятнадцать минут восьмого. Ее одолевала усталость, ей было жарко – в этом году лето пришло в город очень рано, – однако все чувства подавляло счастье. На руке Рози висела большая сумка с покупками. На самом верху лежала стопка желтых листовок, сообщавших о предстоящем летнем пикнике и концерте, который устраивают «Дочери и сестры». Рози заглянула в «Дочери и сестры», чтобы рассказать, как прошел первый день на работе (ее буквально распирало от желания поделиться своей радостью), и перед уходом Робин Сент-Джеймс спросила, не могла бы она захватить с собой пачку листовок и раздать их соседям. Рози, стараясь не показать, какую гордость она испытывает оттого, что у нее есть соседи, согласилась взять столько, сколько ей дадут.
– Ты просто палочка-выручалочка, – сказала Робин. В этом году ей поручили распространять билеты, и она не скрывала, что дела шли из рук вон плохо. – И если кто-нибудь начнет расспрашивать, Рози, скажи им, что это не молодежная тусовка. И что мы не лесбиянки. Эти дурацкие истории составляют половину проблем с продажей билетов. Обещаешь?
– Конечно, – ответила Рози, заранее зная, что ничего подобного делать не станет. Она не представляла, как будет читать лекцию соседке, с которой никогда раньше не встречалась, лекцию о том, кем являются «Дочери и сестры»... и кем они не являются.
«Но я ведь могу сказать, что они хорошие женщины, – подумала она, включая вентилятор в углу и открывая дверцу холодильника, чтобы разгрузить сумку с продуктами.
– Нет! Я скажу, что они леди. Настоящие леди».
Да, так звучит гораздо лучше. Мужчины – особенно те, кому перевалило за сорок,
– чувствуют себя комфортнее с этим словом, нежели с «женщинами». Глупо, конечно
(впрочем, считала Рози, то, как пыхтят некоторые женщины над тонкими семантическими оттенками слов, еще глупее), но эти размышления пробудили вдруг воспоминания о Нормане, о том, как он называл проституток, которых иногда арестовывал. Он никогда не использовал слова «леди» (оно предназначалось исключительно для жен коллег, например: «Жена Билла Джессапа – настоящая леди»); он никогда не называл их «женщинами». Про них он всегда говорил «девочки».
Девочки были там-то, девочки делали то-то. До этого момента Рози даже не подозревала, насколько ненавистным стало для нее это, в общем-то, безобидное слово «Девочки».
«Забудь о нем, Рози, его здесь нет. И никогда не будет».
Как всегда, эта простая мысль наполнила ее радостью, удивлением и благодарностью. Ей говорили – в частности, на терапевтических сеансах в «Дочерях и сестрах», – что эйфория в конце концов пройдет, однако она отказывалась этому верить. Его нет рядом. Она убежала от чудовища. Она свободна.
Рози закрыла дверцу холодильника, повернулась и окинула взглядом комнату. Минимум мебели и полное – если не считать ее картины – отсутствие украшений, и все же она не увидела ничего, что омрачило бы ее радость. Замечательные кремового цвета стены, в которых никогда не находился Норман Дэниэлс; стул, на который Норман Дэниэлс никогда не толкал ее, чтобы она не «умничала»; телевизор, который Норман Дэниэлс никогда не смотрел, презрительно посмеиваясь над новостями или хохоча над показываемыми в очередной раз телешоу «Для всей семьи» или «Веселитесь». А самое главное, она не обнаружила ни одного угла, где сидела бы, плача и думая, что рвота ни в коем случае не должна испачкать пол, – в фартук или подол платья, и только туда. Потому что он никогда не бывал здесь. И никогда не появится.
– Я одна, – пробормотала Рози... и обняла себя, не в силах сдержать чувства.
Она приблизилась к противоположной стене и посмотрела на картину. Хитон светловолосой женщины, казалось, сиял в свете весеннего вечера. И она – женщина, подумала Рози. Не леди, и уж, конечно, не девочка. Она стоит там, на холме, и бесстрашно глядит на разрушенный храм и поверженных богов... «Богов? Но он же один... разве не так?» Нет, увидела она, на самом деле их два – один, бесстрастно взирающий на грозовые тучи со своего места неподалеку от упавшей колонны, и еще один, чуть поодаль справа. Этот лежал на боку, почти полностью скрытый густой травой. Просматривались только белый изгиб каменной брови, глаз и мочка одного уха; все остальное пряталось в траве. Она не замечала его раньше, ну и что? Вероятно, в картине осталось много деталей, которые ей еще предстоит увидеть, множество незаметных подробностей – как на картинке из серии «Найдите Вальдо» с изобилием мелких штрихов, открывающихся лишь при внимательном рассмотрении, и...
И все это чушь собачья. В действительности картина очень проста.
– Ну, – прошептала Рози, – она была простой. Она задумалась над историей, которую рассказала Синтия, – о картине, висевшей в пасторате, где она выросла... «Де Сото смотрит на запад». О том, как сидела перед ней часами и глядела на нее, как на экран телевизора, наблюдая за течением реки.
– Она притворялась, что видит, будто река движется, – сказала Рози и открыла окно в надежде поймать ветерок и впустить его в комнату. Вместо ветерка комнату заполнили голоса резвящейся в парке детворы и крики ребят постарше, играющих на площадке в бейсбол. – Притворялась, вот и все. Дети любят прикидываться. Я тоже так делала, когда была маленькой.
