Наконец, когда на великий город опустилась тьма, из-за Мамертинской тюрьмы появилась повозка, запряженная парой кляч.
Рядом с повозкой шел Гаробал.
Люди, собравшиеся возле хижины, двинулись ему навстречу, приветствуя своего предводителя.
– Настал великий день! – проговорил смуглый человек, оглядев собравшихся. – Зерно, которое мы посеяли много лет тому назад, дало всходы, и сегодня мы соберем обильный урожай! Сегодня надменный Рим заплатит нам за все горе и унижения нашего народа! Сегодня великий Карфаген будет отмщен!
– Слава Молоху! – в один голос воскликнули собравшиеся.
– Молох возрадуется! – продолжал Гаробал, когда наступила тишина. – Рога медного быка обагрятся кровью. Но нам этой ночью предстоит потрудиться.
Присутствующие придвинулись ближе, чтобы не пропустить ни слова.
– Сейчас каждый из вас возьмет мех с греческим маслом, – Гаробал скинул рогожу со своей повозки, и все увидели на ней десятки туго завязанных кожаных мехов, от которых исходил терпкий, неприятный запах. – Вы разойдетесь по разным концам Рима. Ты, Мезий, пойдешь в квартал ткачей и прядильщиков возле форума, ты, Никипп, – в торговые ряды возле большого цирка, ты, Кардал, – к хлебным складам на берегу Тибра…
– Гаробал! – подал голос хромой возчик. – У нас ничего не получится, нас остановят «неспящие», городская стража! Они всю ночь патрулируют улицы, и мимо них невозможно проскользнуть незамеченными!
– Не бойся, брат! – успокоил возчика Гаробал. – «Неспящие» не будут нам мешать, они получили приказ императора этой ночью не покидать свои казармы.
– Ты точно знаешь это? – переспросил недоверчивый возчик.
– Точнее не бывает! Даю тебе свое слово, а ты знаешь, что оно твердо, ведь я – Гаробал из рода Барка, в моих жилах течет кровь Гамилькара, кровь великого Ганнибала! Сегодня ночью боги отдадут заносчивый Рим в руки Молоха!
Через полчаса, разобрав мехи с нефтью – греческим маслом, – потомки карфагенских торговцев и воинов под покровом ночи разошлись по разным концам городских кварталов.
Рим спал, погруженный во тьму и тишину, даже мерные шаги ночных стражников, «неспящих», не нарушали покоя великого города, и ни одна живая душа не видела, как потомки карфагенян подкрадывались к лавкам и складам, к лачугам бедняков и домам богачей. Развязав мехи, они поливали стены домов нефтью.
Вдруг в ночной тишине раздался громкий звук трубы.
И по этому сигналу в разных концах города поджигатели высекли искры кремневыми кресалами и запалили облитые нефтью дома.
Рим вспыхнул разом с двадцати концов, и через несколько минут огромный город превратился в огненный ад.
Карфагеняне растворились в темноте, вернулись к своим домам, чтобы спасти своих близких и заранее приготовленные пожитки. Прочие римляне просыпались от треска ломающихся балок, от гудящих звуков пламени. Они вскакивали с постелей, пытаясь понять, что происходит, хватались то за одно, то за другое, полуодетыми выбегали на улицы, возвращались, чтобы спасти детей и стариков.
Кто-то тащил сундучок с золотом, кто-то – старинные папирусы или пергаментные книги. Среди огня метались, как безумные, женщины и мужчины, пытаясь найти выход из огненного лабиринта. Воры и грабители пользовались моментом, чтобы поживиться за счет человеческого горя, они пробирались в горящие дома и тащили оттуда золото и серебро, в суматохе брошенное хозяевами.
Наконец вышли из своих казарм «неспящие», запрягли повозки с пожарными помпами и бросились в бой с огненной стихией.
Но силы были неравны: несколько сотен стражников никак не могли сладить с разбушевавшейся стихией, и пламя завоевывало все новые кварталы Вечного города.
В это время на холме, поодаль от пылавшего Рима, император Цезарь Клавдий Август Германик Нерон стоял, облаченный в театральный костюм и золотую трагическую маску, аккомпанировал себе на лире и декламировал поэму собственного сочинения под названием «Гибель Трои»:
Троя многоколонная пламенем жарким охвачена,
С грохотом рушатся кровли дворцов, храмы пылают!
Ты, Илион горделивый, вчера возвышался над миром,
Завтра в жалких руинах ты будешь лежать!
Далеко внизу огромный город полыхал, со всех сторон охваченный пламенем. Отсветы этого пламени падали на облака, на рощи олив по склонам холма, на золотую маску императора.
– Какое зрелище! – воскликнул Нерон, прекратив декламацию и повернувшись к вольноотпущеннику Афтазию. – Такого величественного зрелища не видел еще никто – с самого момента сотворения мира! Никакая театральная постановка не сравнится с этой! Теперь мое имя навсегда останется в истории!
– Совершенно верно, повелитель. – Афтазий, по обыкновению, до земли склонился перед императором. – Этой ночи римляне не забудут!
– Они и в самом деле не забудут эту ночь, – мрачно проговорил префект преторианской гвардии Публий Метелл. – Не забудут и не простят.
– Они не посмеют посягнуть на священную власть императора! – воскликнул Нерон.
Публий Метелл промолчал, и это молчание было красноречивее и выразительнее любого ответа. Нерон вспомнил убийство великого Цезаря, смерть Калигулы от кинжалов заговорщиков, страшную гибель Тиберия, задушенного собственным приближенным, и мурашки пробежали по его спине.
– Я возмещу из своей казны урон погорельцам! – объявил он после недолгого раздумья. – Я построю им новые дома, лучше прежних! Я заново отстрою весь этот город, сделав его куда красивее и величественнее, нежели он был прежде!
– Этим ты опустошишь свою казну, – подал голос Афтазий. – В ней и так не слишком много денег после последних празднеств. Кроме того, повелитель, ты знаешь людей – они злопамятны и неблагодарны. Даже если ты поселишь каждого из них во дворце, они будут твердить, что это ты приказал поджечь город.
– Что же мне делать, Афтазий? – Нерон с надеждой взглянул на вольноотпущенника. – Ты знаешь ответы на все вопросы. Подскажи – как поступить?
– Тебе следует найти виновных, предать их справедливому суду и жестоко покарать! Казнь их должна быть столь страшной, столь чудовищной, чтобы римляне говорили только о ней, забыв о пожаре, как будто его и не было!
– Найти виновных? – удивленно переспросил император и в упор посмотрел на Афтазия. Тот зябко поежился под этим взглядом. – Но они под пыткой укажут на тебя, а ты…
