Зоолог упал на колени и прошептал едва слышно: «Серёжка!» Мальчик, шатаясь, поднялся и настороженно посмотрел по сторонам.
– Серёжка! – снова позвал Михаил.
Но слова, имевшие смысл в той, другой жизни, оказались здесь совершенно бесполезными. Мальчик встал и, осторожно лавируя между взрослыми, побрёл по пляжу в поисках еды. Солин машинально пошёл следом, не переставая произносить имя сына, надеясь на какое-то совершенно невозможное на этом острове чудо.
Они дошли до конца пляжа, где начинались скалы, потом повернули обратно, вышагивая всё так же неторопливо. Солин растерялся. Он не знал, как себя вести, не знал, как привлечь внимание сына, не знал, что вообще делать дальше. Он забыл о поляне, о Рысине, вообще обо всём на свете, думая лишь о том, как достучаться до маленького человечка, идущего впереди.
Наконец, зоолог решился. Он резко шагнул вперёд, схватил сына и потащил его к кромке леса. Мальчик завизжал, принялся извиваться, как ошпаренный, бить отца кулаками, и они оба рухнули на песок. Упав, мальчик вырвался из объятий, отскочил в сторону и бросился было бежать, но Солин прыгнул на него, накрыл своим телом и попытался оторвать от земли. Несколько минут они боролись, поднимая вокруг фонтаны песка и разгоняя во все стороны заражённых, но в конце концов зоолог сумел закинуть мальчика на плечо и потащить к деревьям.
Добежав до кромки леса, Солин опустил сына вниз, прижал его к песку одной рукой, а второй попытался достать коробочку с таблетками, но в ту же секунду вздрогнул от ужаса: коробочки не было. Видимо, во время борьбы лекарство выпало из кармана. Солин замер от неожиданности, ослабил хватку, – мальчик вырвался на свободу и побежал к морю. Зоолог растерянно обвёл глазами пляж, пытаясь сообразить, где можно найти коробку, но понял, что шансов у него нет – сотни людей на пляже уже втоптали коробку в песок, к тому же в пылу борьбы он даже не запомнил место, где схватил сына.
Солин устало опустился на песок, прижался спиной к дереву и до боли закусил губы, стараясь остановить уже заблестевшие в глазах слёзы. Он сидел так минут пятнадцать, а потом встал и пошёл, стараясь найти взглядом сына; а когда нашёл, не смог заставить себя отвернуться. Он снова побрёл за ним по пляжу, теперь – в противоположный конец, и ходил бы так бесконечно, но вдруг увидел нечто, заставившее его отвлечься от мальчика. Двое заражённых, те самые, которых вождь на поляне стегал по лицу цветами, быстрым шагом удалялись в лес. Но не просто удалялись – они волокли за собой полутуши, найденные или припрятанные заранее на пляже. И Солин понял! Не было никакого наказания, никто никого не выгонял! Их послали! Послали на пляж за едой, и эти двое смогли преодолеть несколько километров, не теряя рассудок. И даже больше – похоже, они смогут вернуться и не сожрать по пути свою ношу. Жители поляны научились контролировать голод! Это означало надежду. Пусть даже слабую, зыбкую, как болото на краю поляны, но надежду. Солин ещё раз бросил взгляд на сына, словно пытаясь убедить себя самого, что тот никуда не денется, а потом быстрым шагом пошёл в лес.
По пути он пытался понять, как заражённые могут уйти с поляны и остаться разумными. И, вспомнив ещё раз всё произошедшее сегодня, понял – цветы. Вождь хлестал ими по щекам своих «снабженцев», лица людей были желтоватыми. Пыльца! Именно она снижала действие болезни, заставляла её отступать. Пыльца! Вот что сейчас требовалось ему больше всего на свете.
Вернувшись на поляну, Солин, стараясь не привлекать внимание, обошел скалу слева, убедился, что никто его не видит и начал быстро рвать жёлтые цветы. Набив карманы до отказа, он бросился обратно на пляж и остановился у кромки леса, пытаясь найти в толпе сына, но это оказалось не просто. Сотни заражённых бродили из стороны в сторону, толкали друг друга, рычали, стонали, падали и поднимались вновь. Было нечто тоскливое, безысходное в их мягких, плавных движеньях, и Солин, ища своего ребёнка, вдруг всмотрелся в несколько лиц и вздрогнул от мысли, что все люди здесь на пляже – чьи-то отцы и дети, мужья и жёны, дети и внуки. Брошенные и одинокие. Проклятые и забытые. Михаил тряхнул головой, чтобы сбросить оцепенение, и ринулся в толпу, расталкивая заражённых руками. Он бегал из стороны в сторону, нагибался, чтобы получше рассмотреть лица мальчишек, вертел головой и чувствовал всё больший страх от мысли, что потерял ребёнка за несколько часов до бомбардировки.
Но вот, повернувшись к морю, он увидел знакомую фигурку, сгорбившуюся у самой воды. Солин подбежал к мальчику и с улыбкой опустился на колени. Некоторое время он даже не решался тронуть ребёнка и просто смотрел, как тот завороженно наблюдает за солнцем, садящимся за горизонтом. Но потом опомнился, схватил сына, вскинул его на плечо и помчался к лесу, чувствуя спиной удары маленьких кулачков.
Солин положил мальчика на песок под раскидистым деревом, прижал рукой и начал растирать цветок по коже под носом. Он с надеждой вглядывался в лицо ребёнка, стараясь уловить хоть малейший намёк на разум, но ничего не видел. Маленький заражённый извивался, пытался укусить своего похитителя и рычал от ярости. Чувствуя, как отчаяние заставляет меркнуть рассудок, зоолог достал ещё цветов, вдохнул как можно глубже и сразу почувствовал, как вирус отступает. Он с новой силой принялся втирать пыльцу, и мальчик, наконец, вздрогнул и затих, сжав в руках горстки песка. Солин радостно выдохнул, приблизил лицо к ребёнку и прошептал «Серёжка». Мальчик глядел ему в глаза и не отвечал. Худая грудь вздымалась высоко и часто. Зоолог убрал руку, отодвинулся чуть назад и затараторил:
– Сынок, помнишь меня, сынок, ты помнишь…
Но не успел он закончить, как мальчик резко выпрямился и пихнул отца ногами, а затем вскочил на ноги и побежал в толпу. Солин закричал от разочарования, бросился было следом, но рухнул на песок от усталости. Его догадка оказалась ошибкой. Он стоял на коленях, раздавленный, сокрушённый, и молча смотрел в пустоту. Он не чувствовал в тот момент ничего человеческого, словно слился с толпой прокажённых, словно вобрал в себя бездну их беспамятства и бесчувствия. Зоолог больше не хотел вспоминать реку, больше не хотел думать ни о чём, словно мир рухнул несколько секунд назад.
Он стоял и стоял на коленях, не в силах поднять голову, пока не почувствовал на себе чей-то взгляд. Лёгкий, касавшийся его сознания крылом мотылька, но отчётливо ощутимый там, внутри. Солин поднял глаза и увидел, как среди шатающихся в разные стороны людей, среди обезображенных вирусом лиц стоит мальчик. Маленький шестилетний мальчик. Его сын. Стоит и молча смотрит ему в глаза. Ничего не говорит, не пытается привлечь внимание, а просто смотрит. Словно пытаясь вспомнить что-то забытое, потерянное среди развалин памяти, но ещё греющее ослабевший разум. И Солин бросился вперёд, и прыгнул, расталкивая заражённых, поднял с земли сына, подхватил на руки, прижал к себе и заплакал. Он хотел сказать что-то, назвать мальчика по имени, но захлебнулся, задохнулся от усталости, пережитого разочарования и нахлынувшего сейчас огромной волной счастья. Солин крепко держал своего ребёнка и отрывисто, по-детски всхлипывал. Он чувствовал, как заживают в душе уродливые, кровоточащие шрамы, как утихает боль, и жизнь наконец-то обретает смысл. Не в силах ступить ни шагу, он гладил и гладил мальчика по спине, а успокоившись, осторожно отнёс его в тень деревьев и посадил на песок.
