- Душевное расстройство. - Беседа давалась Пантелеймону все с большим трудом. Он устал, но считал необходимым как можно скорее выяснить все, что намеревался до покушения.
Ликтор кивнул:
- Верно. Точнее, это редкое психическое расстройство, при котором человеку кажется, что он превращается в волка.
- Кажется?!
- Да, именно кажется! Ты же понимаешь, что при попытке объяснить непонятное приходится первым делом проанализировать возможные физические причины. И только потом уже рассуждать о волшебстве. Не это ли одно из главных правил нашего устава? Не следует ли для начала исключить помешательство?
- Да, я помню.
- Вот и молодец. Всегда приходится отделять зерна от плевел. Когда я только прибыл сюда, и речь прицельно зашла об оборотнях, я перво-наперво изучил возможность помешательства. Эта гипотеза не подтвердилась; я не встретил ни одного человека, кто утверждал бы, что является волком и вел бы себя, как волк, оставаясь при этом обычным человеческим существом.
Слова Ликтора едва доходили до сознания Пантелеймона. Все вокруг пришло в движение, закружилось, к горлу вновь подступила тошнота.
Он дернул головой, показывая, что не в силах продолжать разговор. Ликтор понял.
- Отдыхай, - молвил он добродушно. - При сотрясении мозгов главное - вылежаться.
Хлебника отварчику, чтобы спалось спокойнее…
Сделав над собой последнее усилие, протодьякон чуть приподнялся. Лопатообразная ладонь Ликтора услужливо скользнула ему под голову и придержала; в другой руке обнаружилась жестяная кружка, наполненная чуть дымящимся травным варевом.
Челобитных выпил до дна и откинулся на подушку. Ликтор, пристально взглянув на него на прощание, повернулся и на цыпочках вышел из комнаты.
***Оборотень обругал себя за беспечность.
В своем желании продемонстрировать сомнительному покамест союзнику свое абсолютное доверие он зашел слишком далеко. Пришелец выглядел изрядным ослом, и Ликтору не могло прийти в голову, что тот разберется с паролем - еще немного, и справился бы с шифром.
Он слишком крепко приложил протодьякона и теперь всерьез опасался, что тот пострадал сильнее, чем это планировалось.
Ликтор был искренне озабочен судьбой Пантелеймона, потому что твердо решил использовать его в своих целях. Вариантов было множество - вплоть, как он сразу подумал, до засылки его обратно в центр с наказом расправиться с Виссарионом.
Инквизитор, похоже, сообразил-таки, что Ликтор стал слишком силен и опасен. Не рой другому яму! Кто раскидывает сеть, тот сам будет уловлен сетью…
Убедившись, что ликвидатор вновь забылся сном, Ликтор выложил на стол похищенный блокнот и бегло просмотрел каракули протодьякона - тот торопился и писал неразборчиво. Успел списать много, однако никаких признаков расшифровки Ликтор не углядел. Он лишь частично солгал протодьякону: то был и вправду отчет, но не о деятельности Ликтора в Зуевке, а о воздействии на него препарата, который он себе колол, - воздействии по дням и часам, с детальным описанием ощущений и переживаний.
Шифр был не такой уж сложный, для его разгадки нужно было лишь установить порядок выбора букв. Со словом «ликантропия» он оплошал. Оно в самом деле вертелось у него в башке; оно НИКОИМ ОБРАЗОМ не подлежало упоминанию.
Качая головой, Ликтор усилил защиту. Файлы, конечно, не были стерты, он просто перепрятал их понадежнее.
Хорошо, что он ушел недалеко: нужно было осмотреть парочку местных, которые в своем внутреннем состоянии уже почти полностью созрели для активного служения, но возникли неожиданные осложнения. Оба прихворнули, и Ликтор под видом сведущего знахаря принял надлежащие меры.
Ничего серьезного, обычные побочные эффекты - рвота, головная боль, повышенная температура. На препарате таких вещей не бывает, но Ликтор оприходовал этих двоих традиционным методом, кустарным. Препарат дефицитен, его следует экономить.
Он действовал, когда кролики спали, был предельно осторожен и не допустил мгновенной трансформации, это было слишком опасно.
И вот результат.
К концу лечебных мероприятий его укололо нехорошее предчувствие. Он быстро свернул дела и поспешил домой; вошел не сразу, сперва осторожно заглянул в окно.
Интуиция не обманула: проклятый черт в рясе - сейчас, конечно, без рясы - сидел за компьютером и лихорадочно списывал данные.
Ликтор бесшумно подкрался и обошелся без инструментов, ему хватило кулака. И протодьякону тоже - хватило. Да, он немного не рассчитал… Возьми он железяку или полено, с Челобитных можно было бы вообще попрощаться навсегда.
Конечно, его можно было потом и оживить, как Макарыча, чье сердце не выдержало преображения, но это уже не то. Войдя во вкус, Ликтор уже не хотел довольствоваться живым роботом.
Ликантропия! Он презрительно скривился. Почему на Службе состоят такие невежды?
Если ты собираешься иметь дело с вервольфами, то удосужься сначала собрать информацию, да не только ту, что содержится в официальных источниках, а и засекреченную, которой располагают только работодатели.
Уж мог бы предположить, что за века существования Секретная Служба нарыла об оборотнях сведений больше, чем все мирские мировые структуры вместе взятые.
Остается выяснить, насколько принципиален этот тип, насколько он предан Службе и до какой степени готов возмутиться предательством.
Когда он доберется до Виссариона, правда может вскрыться - если только не раньше.
Ликтор, кстати, может сам рассказать протодьякону, что является одним из двенадцати.
Единственным волонтером, кто остался в живых. …Их было ровно двенадцать, по числу апостолов. И вообще это число почитается в Писании и Предании за священное. Волонтерами они были только условно - попробуй, откажись! В Секретной Службе давно уже взяли на вооружение общероссийскую практику добровольной обязательности. Или обязательной добровольности, это уж как угодно.
И весьма эффективно ее применяли.
Одиннадцать человек скончались в ужасных мучениях.
Они были самого разного звания - от служек до протоиереев, и был даже один архиерей. Он, видимо, впал в немилость, и его поставили перед выбором: или участвуй, или… Понятно, что высокая духовная особа выбрала призрачный шанс на жизнь.
Случилось так, что Ликтора уличили в содомии. Этого было достаточно, чтобы на его дальнейшем служении поставили крест. А крест на служении в этой структуре означал и другой крест, могильный. Сотрудник Службы не мог перейти в мир, не мог и остаться простым служителем культа. Его не спасли бы даже монастырские стены.
