Было странно смотреть, как в этой глухомани, под завязку набитой древней чертовщиной, вспыхивает экран и сообщает, что операционная система - та же, что в больших городах, - готова к работе.
Вход не был защищен, Пантелеймону послушно явились хорошо знакомые папки. Сплошь стандартные, от производителя, и только одна создана пользователем.
Вот тут уже и вправду был пароль; Челобитных понадобилось около получаса, чтобы с ним справиться. Он полностью погрузился в свое занятие и перестал обращать внимание на происходившее вокруг. Впрочем, вокруг ничего не происходило. Разве что за окном вдруг обозначилась жизнь: какой-то пропойца-оборванец, скупо матюкаясь, гнал по направлению к выгону с пяток уцелевших коров.
Коровы то и дело останавливались, чтобы урвать себе клок-другой пыльной травы; они были весьма тощими и наглядно демонстрировали плачевную убогость зуевской жизни.
На этот шум протодьякон отвлекся и даже устремился было, чтобы - проформы ради - пообщаться с аборигеном, но передумал, отложил на потом. Неизвестно, представится ли ему другая возможность порыться в файлах Ликтора?
Проникнув в папку, он обнаружил там несколько текстовых документов, из которых не понял ни слова. Все они походили на какую-то белиберду, представляя собой бессмысленный набор слов. Несомненный шифр, и на его разгадывание наверняка уйдет Бог знает сколько времени.
Положив перед собой блокнот, протодьякон начал быстро списывать эту абракадабру.
Словесная окрошка, хотя слова все знакомые, кроме… нет, это слово тоже знакомо!
Откуда оно здесь взялось?! Это явно не то слово, что первым приходит на ум ради шифра.
«Ликантропия».
Вот оно! То, что давно беспокоило протодьякона, наконец-то пробилось на поверхность сознания и - в силу известного созвучия - увязалось с необычной фамилией: Ликтор.
Это не могло быть случайностью, это непременно что-то значило.
Челобитных заторопился, его гелевая ручка так и порхала по бумаге. Он настолько увлекся, что не сразу услышал скрип половиц.
Когда услышал, было уже поздно. Страшный удар обрушился на его череп, и протодьякон, обливаясь кровью, повалился на пол без чувств.
Ликантропия - Любопытство кошку сгубило, - приговаривал кто-то. - Пытливость ума, скажешь?
Нет, бесовская гордыня…
Голос доносился издалека, будто сквозь толщу одеяла. Слова различались, но общий смысл ускользал. Перед глазами плавали ослепительные разноцветные яблоки, к горлу подступала тошнота, череп раскалывался.
Пантелеймон попробовал пошевелиться и невольно застонал. Руки-ноги двигались, но двигать ими совершенно не хотелось. И он не вполне постигал, что с ним случилось.
Вроде бы он обследовал помещение, а дальше - полный провал.
Однако протодьякон, сделав усилие, все же попытался приоткрыть глаза. Над ним склонялась ухмыляющаяся физиономия Ликтора, но Пантелеймон не сразу понял, кто это такой. Зверь - не зверь, человек - не человек…
Физиономия исчезла из поля зрения, и Челобитных тупо уставился в потолок.
Голос Ликтора откуда-то сверху приговаривал:
- Что за агенты пошли - одна срамота. Голыми руками можно брать.
«А ведь правда», - подумал Пантелеймон.
До сих пор, выполняя это странное задание, он ничем себя не проявил - наоборот, усердно демонстрировал беспомощность и скудоумие. Противник бил его по всем фронтам - и кем был этот противник? Он явно многолик, этот недруг, и бесом давешним явно не ограничился. Да и перед бесом Челобитных спасовал - уснул, как дурак, и позволил собой овладеть.
И что теперь?
Приходя в себя, он силился вспомнить события, предварившие отключку. Ему неожиданно помог сам Ликтор. Послышался плеск воды; Челобитных скосил глаза и приметил эмалированный таз, в который поросшие густыми волосами руки хозяина погружали полотенце.
Отжав последние капли, Ликтор возложил его протодьякону на лоб и отступил, любуясь своей работой.
- Спасибо… - пробормотал Пантелеймон.
- На здоровье, - откликнулся тот и сокрушенно покачал головой: - Вот дьяволы!
Потерли мне файлы - все, как есть. И какого лешего ты полез в компьютер?
Дождался бы меня, спросил - я все бы тебе показал. Нет, он взламывает пароль… Я-то доверился, понадеялся на этот пароль, а ты его раз - и расщелкал! Умная голова, да дураку досталась. Вот и заработала на орехи… Это над ней не бес потрудился, тут дело рук человеческих. Теперь выяснять придется, чьих именно. Я думал, что на Полинке серьезное кончится, да нет - видно, есть и другие… или другой.
Челобитных, правильно восприняв, что Ликтор словно бы на что-то его наводит, внезапно кое-что вспомнил.
- Блокнот! - вскрикнул он и попытался сесть, но сразу повалился в подушки. - Мой блокнот, - пробормотал он. - Принеси его сюда…
Издав горький смешок, Ликтор ответил:
- Так нет там никакого блокнота. Ты что, еще и срисовывал что-то?
Протодьякон дернул головой, что должно было означать кивок.
- Обидно! - заметил Ликтор. И повторил укоризненно: - Спросил бы у меня, я сам бы тебе все рассказал.
- Расскажи… - еле слышно произнес протодьякон.
- О чем?
- О том, что потерли…
- Да куда ж тебе слушать, с такой-то башкой? Едва не проломили. Сотрясение мозгов как минимум, а то и хуже. Если что натечет в черепушку, то выручать тебя будет некому. Я не нейрохирург, чтобы дырки сверлить да кровя выпущать.
Тем временем протодьякон припомнил все до конца - амнезия закончилась.
- Расскажи, - повторил он настойчиво. - Там был бессмысленный набор слов. Что он означал?
- Это простой отчет, - уступил напору протодьякона Ликтор. - О моей деятельности в здешних краях. Шифр очень простой, ты и сам бы разобрался со временем, если бы тебя не огрели по башке. Рассказывать не о чем - что-то ты уже знаешь, а остальное увидишь собственными глазами, уж я об этом позабочусь. Покажу тебе все, когда оклемаешься.
- Там было слово, показавшееся мне странным даже для шифра. Не из тех, которые на слуху.
Ликтор остро взглянул на него:
- Это какое же?
- Ликантропия, - ответил протодьякон.
Хозяин выдержал паузу, затем со вздохом сказал:
- Мил человек, это у простого обывателя оно не на слуху. А когда речь идет об оборотничестве, оно непременно прилипает. Тебе хоть известно, что именно оно означает? Это, знаешь ли, наука, а не какое-нибудь дешевое суеверие.
- Душевное расстройство. - Беседа давалась Пантелеймону все с большим трудом. Он устал, но считал необходимым как можно скорее выяснить все, что намеревался до покушения.
