— Мне жаль, — сказала Таня, но прежнего сочувствия, знакомого мне с юности, в ее голосе не было.
Я взглянул на нее. Криво усмехнулся.
— Тебе очень повезло, что мы расстались.
— Почему?
Глядя ей в глаза, я сказал:
— Все, кого я люблю, погибают.
Вторая встреча с Русланом прошла так же спокойно и ровно, как неделей раньше. Он явно умел влиять на людей.
— Ты говорил о работе, — я отхлебнул кофе. Кафе не столь многолюдно, как в прошлое воскресенье. В приемнике за трескотней помех звучит: „Не трави мне душу, скрипка…“
— Я об этом подумаю, — Руслан лениво откинулся на спинку стула, между пальцами сигарета.
— Я хочу быть полезным.
— Расслабься. Я хочу, чтобы в нашей организации ты чувствовал себя как дома. И не испытывал чувства вины.
— Я слишком много бездельничал в последнее время. И просто устал.
— Но ты многое понял в эти дни. Верно? — Руслан потушил сигарету в миске с чечевичным супом.
Он улыбнулся.
— Я хочу, чтобы ты познакомился поближе с ребятами. И потом, у тебя будет ясное представление, чем мы занимаемся.
— Я уже понял — кормите голодные рты.
— Обижаешь, брат. Это лишь вершина айсберга.
Руслан подался вперед.
— Новгород — великий город. Но здесь особо не разгуляешься.
— Ясно, — я усмехнулся. — Москва — звенят колокола?
— Не говоря уже о Париже, Лондоне, Праге.
— Все настолько круто?
— Намного, намного круче, — Руслан поднял палец. Указал на потолок, а через него — на небо, на необозримую ширь Вселенной. — В Лондоне мы устроили пресс-конференцию: „Таймс“, „Геральд трибьюн“, „Индепендент“. Нам неплохо подсобили парни из „Сторожевой Башни“. Разместили рекламу. Устроили благотворительный концерт в „Нью Одеон“. Самым отзывчивым оказался Джордж Харрисон. А Стинг отказался. Гад.
Я рассмеялся.
— Откуда у вас столько денег?
Руслан на секунду помрачнел. Поставил на стол локоть. Задернул рукав рубашки, обнажив запястье. Сверкнули золотые „Ролекс“.
— Нравятся часики?
— Хорошие, — я смутился. — Дорогие.
Он откинулся на стул.
— Видел, как ты смотрел на них в прошлый раз. Понимаю, такой контраст. Эти оборванцы… а тут „Ролекс“.
Руслан криво улыбнулся.
— Многие из „братьев“ — люди обеспеченные. И даже богатые. Так что деньги у нас есть.
Он достал позолоченную зажигалку, закурил.
— Тебя это смущает? — он сощурился на меня сквозь муть дыма.
— Я тоже не голодаю.
Руслан кивнул.
— Но… — я отложил вилку. — У вас „Церковь Любви“… Ты представляешь религиозную организацию на конференциях, договариваешься с чиновниками. Твои часы — не очень хороший маркетинговый ход.
— Ты прав, прав. Но тут другое. Павел, я не фанатик. Я отношусь к этому как к бизнесу.
— Да, понимаю.
— Я вижу, у тебя не так. Ты хочешь помочь людям.
— Просто бегу от прошлого.
— Этим бедолагам все равно, кто их накормит супом — трус или герой.
— Верно…
В глубине души мне казалось, что „бедолагам“ вовсе не было бы все равно, знай они, кто я. Да и для меня — и еще для кого-то — это имеет огромное значение. А может быть, в этом вся и суть — не в супе, а в том, кто подает тебе суп.
— А я бизнесмен. Потому у нас успех. Мы ведь не адвентисты…
— Бизнесмен, — я покачал головой, вспомнив нашу первую встречу на улице.
Словно читая мысли, рассмеялся.
— Скажем так: бизнесмен с заскоками.
Любая работа у нас, конечно, неоплачиваемая, сказал Руслан.
„Я не бедствую“.
„Да, ты говорил“.
Мне предложили разносить листовки. Я согласился — подростковая работа, но надо же с чего-то начинать. Предложили „спецодежду“ — белый балахон из особого материала, от которого будто сияние исходит. Видел такие на братьях в офисе. Отказался. Не хочу, чтобы люди шарахались.
И я разносил эти чертовы листовки. В бедных кварталах.
Разрушенные дома, горы забытых, одиноких кирпичей, не укрытых от непогоды брезентом или пленкой. Дождь, снег, морозы и жара превратили их в кирпичную крошку. Кривые дороги с глубокими рытвинами. Глухие подворотни. Темные подъезды с оторванными почтовыми ящиками, воняющие газом, собачьим калом, спиртом и мочой.
Я рассовывал по ящикам свои дурацкие листовки — так и так, мы самые замечательные, добро пожаловать в „Церковь Любви Христовой“ — а из-за дверей квартир доносились ужасные звуки. Женщины поносили мужчин, причиняя им неизлечимые душевные травмы. Мужчины били женщин. И те, и другие мучили своих детей, которые, повзрослев, будут делать то же самое.
Я никогда не видел такого Новгорода. Имя ему — Город Нищеты.
И передо мной все время восставали тени прошлого. Катя, Дубровский. Таня. Мать с усталым взором. Они разговаривали со мной, убеждали и призывали. Я не поддавался.
И везде мне грезился сын. Его печальные, умные глаза.
Три месяца я жил так напряженно, что, казалось, мог в одиночку провернуть Октябрьскую революцию. Почти не ел, спал пять часов в сутки против обычных девяти-двенадцати. Встречался со многими людьми. Попадались хорошие, но чаще — сволочи. Хуже: некоторые казались просто безумцами. Косился на Руслана и думал: как он выдерживает?
Схема в России, во Франции, Англии, Испании, Чехии — была проста. Руслан объяснил на пальцах. Я восхитился.
„Церковь Любви“ состояла из братьев и сестер двух социальных слоев: богатеев-рантье вроде меня и разнорабочих-волонтеров. На первых материальное обеспечение Фонда, имущество и оборудование для больниц, приютов, благотворительных организаций. На вторых вся черная работа: выявление и распределение по учреждениям бездомных, сирот, стариков, которых собственные дети или жены выгнали с квартир. Плюс алкоголики, наркоманы, больные СПИДом — центром помощи для последних Руслан особенно гордился.
Богатые налаживали связи с властями, чиновниками, прессой, бизнесом. Обеспечивали работников. Сами работали без вознаграждения, но пользовались Фондом по специальной смете.
В уставе нашей организации было предписано совершение религиозных обрядов. Руслан с кислой миной сообщил, что ему в общем-то претит шаманство. „Но что делать, Паша? Людям нужно во что-то верить“.
Обряды стали моим увлечением. Мы ходили на дом втроем: Я, Руслан и смазливый юноша с порочной улыбкой, по имени Андрей. Мне он не нравился — полные губы и дерзкий взгляд больше подходили служителю Сатаны, чем рабу Господнему.
Мы читали отрывки из Евангелия, импровизировали. Крестили комнаты (в основном спальни, но один раз нас попросили освятить от крыс кладовку, в другой — деревянный нужник), младенцев, беременных женщин. Андрей, совершая руками таинственные круговые пассы, „снял“ мужскую немочь с хозяина дома. Лечение верой дало плоды: жена забросала офис благодарственными письмами.
