– Сынок, ты же знаешь, я не мог. Это не я.
Артем понял, что слез ему не остановить, и он не стал сдерживаться. Зарыдал, выплескивая вместе со слезами это самое расплавленное олово горечи и скорби. Он понимал, что плачет не по маме, а именно по отцу. Пусть ты не общаешься с человеком, более того, злишься на него, но ты знаешь, что он жив и где-то ходит по земле, говорит, ест, пьет. И ты, если захочешь, можешь простить его, приехать к нему. Обнять и поговорить о тех годах до ночи, перечеркнувшей всю их счастливую жизнь. А сейчас что? Простить-то он, конечно, его может, но вот поговорить, сказать несколько таких нужных слов. Нет. Со смертью отца последняя ниточка, связывающая Артема с его детством, оборвалась. И теперь он, подобно воздушному змею, мог лететь куда угодно. Куда угодно… Но он так не хотел! Ему нужна была эта связь. И самое обидное, что он понял это после смерти отца. От этого скорбь его была велика. Он зарыдал еще громче, но его рыдания утонули в шуме голосов и всплесках воды. Призраки снова были здесь и не обращали внимания на плачущего. Артем опустился на скамейку и зарыдал с новой силой.
* * *
Как только стены обрели свою форму, Оля бросилась за угол к возможному крыльцу. Его еще не было видно, но дверь, стены и крыша уже отчетливо были прорисованы. Действительно прорисованы. Было что-то в стенах не настоящее, и дело даже не в том, что баня появлялась из щепотки соли. Строение выглядело так, как будто перед ней картинка в 3D. Оля слишком поздно вспомнила о прячущемся за углом. Он вышел ей навстречу в том же пропахшем мочой и потом пальто с кроличьим воротником. Дед Коля ухмылялся. Откуда он здесь взялся – вопрос десятый, Олю больше всего интересовало, как его победить. Она знала, что от бомжеватого вида старичка осталась только оболочка – нутро занял хозяин.
Вдруг дед Коля поднялся над землей, невысоко, сантиметров на пятнадцать. И тут же под ним образовалось крыльцо. Оле не надо было объяснять, что делать дальше. Она содрала с плеча кофту и, разрывая на ней молнию, вынула оттуда курицу. И без каких-либо раздумий… Нет, некоторое замешательство все-таки было, но оно длилось не дольше, если бы она вдруг задумалась о том, что приготовить – курицу в духовке или куриный суп. Ольга задушила ее. Без сожаления и угрызений совести. Она просто сдавила шею птицы в руке, а потом разжала. Курица так и не проснулась. Все произошло за какие-то считаные секунды, и только когда Оля перекрестилась, она поняла, что на крыльце никого нет.
В следующую секунду она бросилась к ступенькам и упала на колени в грязь. Рыть долго не пришлось. Ей показалось, что яма уже была вырыта, только сверху засыпана землей. Ей оставалось только смахнуть ее, положить курицу и засыпать. Но ее что-то смущало. Ее никто не останавливал. Монстр, живущий не один век, до сих пор не знает, что черная курица под крыльцом для его успокоения? Или он ее ждет, как диабетик инсулин? Как бы оно ни было, надо сделать по написанному, а там… Она увидела босые ноги огромного размера. Человек (человек ли?) стоял на последней ступеньке. Оля медленно подняла голову. На нее смотрел старик, и он не был зол. Хотя кому нужна эта злость? Многие ужасные дела на Земле творились с улыбкой на устах.
Оля перекрестилась и попыталась встать. Оперлась о землю. Рука тут же погрузилась в рыхлый суглинок. Было похоже на еще одну могилу для еще одной долбаной черной курицы. На размышления у нее не было времени – тварь с ногами пятидесятого размера могла вот-вот напасть. Но старик не напал, даже когда девушка встала на ноги. Он просто поднялся на крыльцо и исчез в темноте проема.
Сначала ничего не происходило. Тишина нарушалась только дуновением ветерка. Гонимый им одинокий листок пробежался по крыше, замер, а потом сорвался с края и полетел к Оле. За ним, словно беспорядочный рой насекомых (ей почему-то вспомнилась мошкара – мелкие и двигающиеся по какой-то своей траектории), начала рассыпаться крыша. Теперь она поняла, что не так. Хозяин готов был уйти, но он хотел прихватить с собой последнего хозяина этих трех домов. Домов, построенных на банище.
– Артем! – закричала девушка. – Артем!
* * *
Слезы душили. Он оплакивал не только мертвых, он оплакивал себя. В первую очередь себя. Все эти двенадцать лет, несмотря на присутствие бабушки, Артем был одинок. В новой школе и дворе он так и не нашел себе друзей. Институт, пожалуй, стал исключением. Исключением из правил, навязанных ему хозяином. Жалость к себе сменилась чувством вины перед папой, и он снова зарыдал. Он вспомнил день суда. Они с бабушкой сидели у выхода и ушли сразу же, как…
Суд признал отца виновным в убийстве мамы. На вынесении приговора отец держался спокойно и достойно, и никто не мог узнать в нем плачущего мужчину во время слушания дела. Наверняка он смирился со своей участью, ведь самое жестокое наказание он уже понес. Он уже потерял жену и сына. Нужна ли свобода тому, кто потерял все?
Ответ напрашивался сам собой. Нет! Ни свобода, ни жизнь не нужны человеку, потерявшему все. Артем на секунду задумался, тоска, щемящая грудь, отступила. Он был подобен призракам, окружающим его. Потеря отца – это горе, а потеря матери – двойное горе. А если… Он понимал, что нельзя сравнивать, противопоставлять друг другу смерти родителей, но ничего с этим поделать не мог. Тогда, в десятилетнем возрасте, он и думать не мог об анализе своих чувств, да, совесть его перед мамой была чиста. Он просто плакал по ночам. Ему не хватало мамы и, что немаловажно, папы. Но ежедневные уверения бабушки, что его отец – убийца, через некоторое время принесли свои плоды, и он вычеркнул отца из своей жизни и памяти. Нет, в памяти, пожалуй, он только и остался. Именно поэтому сейчас его так мучила совесть, именно поэтому скорбь возвращалась, едва утихнув. Отец умер непрощенным. Артем не успел, если быть честным, то на тот момент и не хотел сказать нужных слов. А теперь…
Он снова зарыдал. Громко, с надрывом.
– Артем! Артем!
Ему послышался голос Оли. О ней-то он и вовсе позабыл. Но ее голос утонул в смехе и гомоне «моющихся» призраков. Но и гвалт голосов тоже начал угасать, как будто баня погружалась в воду. Он поднял голову. Призраки двигались как-то урывками, словно каждого из них держали на поводке и, когда те пытались вырваться, злобный хозяин… Черт! Хозяин! Артем посмотрел на потолок. Вместо него было звездное небо. Он встал и тут же глянул на стены. Они осыпались, будто песчаные, под дуновением ветерка. И тут его кто-то схватил за руку.
– Тема, Темочка, нам надо уходить.
– Оля?
– Тема, ну пойдем.
Он посмотрел на нее влажными глазами. Изображение расплылось, будто между ними было стекло, поливаемое дождем.
– Дед Коля знает…
Артем даже не обернулся. Он знал, что это Инна подсказывает ему.
…коем случае не оставайтесь ни в одном из домов…
Он говорил об этом. Да, дед Коля говорил об этом.
…когда все закончится, соляные стены рассыплются…
Значит, все закончилось. Или нет?
…когда все закончится, то, что было в бане, исчезнет.
– Помнишь, что говорил старик? – Оля тянула парня за руку.
Он встал.
– Тот, кто останется в бане, исчезнет…
– Да. Исчезнет навсегда.
Призраки снова обратили свой взор на живых. Тишину нарушал только слабый шорох ссыпающихся крупинок соли.
– Бежим! – Оля снова дернула Артема за рукав.
Он словно очнулся – пелена спала с глаз, четкость образов вернулась. И то, что он увидел перед собой, ему не понравилось. Мертвецы вокруг ухмылялись.
* * *
Их никто не останавливал. Призраки даже не оборачивались, чтобы посмотреть им вслед. Они, просто склонив голову, рассыпались, как и стены. Артем крепко сжимал руку Оли. Он едва сдерживал себя, чтобы не побежать. Стены осыпались по двери, еще чуть-чуть – и придется идти пригнувшись.
Старик появился из ниоткуда. Просто возник, и все. Теперь это был не совсем старик. Лысый зеленый человечек с растянутым до ушей ртом был одет в пальто с облезшим воротником.
– Квак? – спросила шепотом Оля.
– Хозяин, – ответил Артем и перекрестился.
Банника как-то перекосило, но ухмылка так и не сошла с лица. Лица? Зеленой рожи.
– Он нас не выпустит? – Оля запаниковала.
…надо развернуться спиной к выходу и, перекрестившись, идти задом…
Слова из писанины, которая еще сутки назад казалась бредом, всплывали перед глазами, словно на невидимом мониторе бегущая строка. Артем развернулся сам, развернул Олю и, прижав к левому боку, попятился к двери.
– Крестись и повторяй за мной, – напомнил он Оле.
– Спасибо, хозяюшко, – нараспев начал Артем. – Спасибо, родимый. За пар, за жар спасибо.
Сзади что-то зашипело, будто на раскаленную сковороду бросили влажный кусок мяса. Артем почувствовал, что Оля хочет обернуться, и одернул ее.
