Дымков вообще не мог отделаться от ощущения, что находится один в целом мире. Он не помнил точно, но ему казалось, что за весь день, пока он лежал на сиденье, мимо него не проехало ни одной машины. Да и сейчас он, как ни прислушивался, не мог уловить вдалеке ни шума мотора, ни сигналов автомобилей — весь день единственными звуками, нарушавшими загородную тишину, были одни лишь голоса птиц. Оглянувшись в последний раз на свою искалеченную «Девятку», вервольф решительно зашагал вдоль шоссе в сторону города, из которого он так спешил убежать накануне. Он сразу сказал себе, что будет идти очень медленно и отдыхать при первых же признаках усталости, но беспокойство за друзей не давало ему выполнить это обещание. Борис то и дело невольно ускорял шаг и замечал это, лишь когда снова начинал чувствовать головокружение. Приходилось усаживаться на землю у обочины и ждать, пока эта слабость пройдет, а потом снова заставлять себя подняться и идти дальше. И опять он начинал незаметно для самого себя шагать все быстрее и быстрее, подгоняемый мыслями о том, как сильно его друзья и любимая женщина сейчас за него беспокоятся.
Ровно сутки назад Дымков убеждал себя, что отъехал уже достаточно далеко от города, а теперь он с таким же упорством думал о том, что до населенного людьми поселка осталось совсем немного и что скоро он сможет нормально отдохнуть. Но последняя из попавшихся ему на пути деревень, та самая, из которой к нему под колеса выбежал неизвестный маленький зверь, действительно оказалась необитаемой. Борис свернул с дороги, прошел по узкой, петляющей между деревьями тропинке вглубь леса и наткнулся на два ряда пустых заколоченных домов, перед которыми зеленели заросшие травой огороды. К тому времени уже совсем стемнело, и Дымков, наплевав на законы, попытался забраться в какой-нибудь из домиков. Однако, несмотря на то, что в деревне явно уже несколько лет никто не жил, все двери в ней были заперты на совесть, а лезть внутрь через окно Борис был не в состоянии. Безуспешно поломившись в пару домов, он попробовал сунуться в маленькую времянку, примыкающую к одной из заброшенных избушек, и тут ему, наконец, повезло: дверь этой времянки поддалась и со скрипом открылась, пропустив совершенно обессилевшего оборотня в крохотное темное помещение. Пол в нем был густо засыпан стружками и опилками, но больше там ничего не было. Борис забрался в угол, привалился к стене и, сообразив, что ничего не ел уже вторые сутки, потянулся к карману за пакетиком чипсов. Но усталость и боль вдруг снова навалились на него со страшной силой, и он, мгновенно забыв о еде, растянулся на мягком опилочном «ковре» и закрыл глаза.
Ночью он проснулся от холода и долго стучал зубами в почти полной темноте — даже его острое волчье зрение не помогало ему разглядеть ничего, кроме щели неплотно закрытой дверцы. Именно тогда у него мелькнула мысль, что в чем-то охотник Ким, пожалуй, был прав: чем вести такой унизительный образ жизни, лучше уж сразу со всем этим покончить и не мучаться. Особенно теперь, когда ко всем прочим его неприятностям добавилась еще одна — на первый взгляд, вроде и не очень серьезная, но если вдуматься… Ведь теперь, хочет он этого или нет, ему каждый раз, после каждого полнолуния, будет приходить в голову одна и та же навязчивая мысль, о которой вчера сказал ему Ликин — в его власти сделать так, чтобы следующую полную луну он встретил, будучи самым обычным, нормальным человеком. И сколько бы он ни говорил себе, что никогда и ни при каких обстоятельствах на это не пойдет, сколько бы ни запрещал себе думать на эту тему, она будет возвращаться к нему снова и снова и казаться все более соблазнительной. И никуда он уже от этого не денется.
«Докатился! — сказал себе Дымков. — Немного же тебе было нужно — всего-то одна авария, и ты уже до такой степени распустил нюни, что готов согласиться со своим врагом-охотником! Хотя какие они мне враги — если бы семь лет назад все закончилось чуть-чуть иначе, я вполне мог бы стать коллегой Кима, а не членом стаи вервольфов. Если бы Тимофей не успел меня укусить, если бы тот же Ким и его товарищи подоспели немного раньше…»
Он еще раз обругал себя всеми матерными выражениями, какие сумел вспомнить, и полез в карман за едой. Сейчас ему надо хоть немного восстановить силы, чтобы добраться до города, вернуться домой и сообщить всем, что он жив. А уж после этого можно будет подумать о том, как жить дальше и что делать с тем, что ему удалось узнать в прошлом лунном цикле.
Похрустев немного чипсами, Борис понял, что замерз окончательно и что оставаться в этом сарайчике дальше ему нельзя, иначе в лучшем случае он схватит тут затяжную простуду, а в худшем — воспаление легких. Если только… Он со злостью закусил губу и едва не расплакался: как же ему не хочется делать это сейчас! Да и опасно это, пожалуй, не меньше, чем медленное замерзание в человеческом облике, а возможно, что и больше. Зато он сможет передвигаться гораздо быстрее и охотиться на какую-нибудь лесную живность, если, конечно, его организм вообще выдержит превращение после всего, что с ним уже случилось.
Отшвырнув в сторону смятый пустой пакет, Дымков снова улегся на пол времянки и глубоко вздохнул, готовясь к такому знакомому и ненавистному ощущению, которое еще никому из вервольфов не удалось и вряд ли когда-нибудь удастся описать словами. Человеческий болезненный крик огласил пустынную деревню, плавно переходя в тоскливый волчий вой.
Путешествовать в волчьем облике и правда было гораздо удобнее. К середине следующего дня Борис добежал до другого поселка и, учуяв запах живых людей, свернул еще дальше в лес, где и проспал до позднего вечера, свернувшись клубком на куче сухих листьев. Ночью он снова бежал по лесным тропинкам, прекрасно ориентируясь в этой дремучей чаще и старательно обходя стороной населенные пункты. Несмотря на то, что сломанные ребра по-прежнему болели, а голова время от времени снова начинала кружиться, чувствовал Дымков себя не в пример лучше, чем когда выглядел человеком. «Удивительно, насколько же животные выносливее нас! — думал он про себя, без особых усилий перепрыгивая через преграждавшее ему дорогу поваленное дерево. — Не был бы я оборотнем, наверное, неделю бы домой добирался, а так еще пара дней — и я у цели!» О том, что если бы он не был вервольфом, ему вряд ли пришлось бы в панике уезжать из города, Борис старался не думать.
Единственной проблемой было то, что с охотой у него так ничего и не получилось. Крупной дичи в лесу не было, ее, должно быть, распугали живущие поблизости люди, а маленькие птички, попадавшиеся ему на пути, были слишком пугливыми и проворными: Борис вряд ли смог бы поймать их, даже будучи абсолютно здоровым. Забираться же в поселки в поисках кур или еще какой-нибудь домашней живности он не рискнул даже ночью.
