Александр Сергеевич вздрогнул — он рассуждал о похороненной дочери так, будто та всё ещё жива!
«А разве не так? Ты ведь уверен, что снова увидишь её. Где-то там, в неизвестности или, на худой конец, во тьме бескрайнего космоса».
«Естественно, потому что просто так подобное не затевается. Нужно серьёзное подспорье, иначе государство никогда и ни за что не рискнёт выбрасывать на ветер столь баснословные суммы! Там определённо что-то есть. Возможно, начало новой эры! Эры, что будет лишена осточертевшей обыденности!»
«Что ж, тебе виднее… Но, вот, только, что ты станешь делать, когда всё же столкнёшься лицом к лицу с чуждой жизнью? Попросишь их отпустить Анну по добру по здорову? Или же будешь умолять, ползая перед их вожаком на коленях, в очередной раз, предлагая взамен собственную жизнь?.. Да и кто тебе сказал, что Анна именно у них?!»
«Никто. Но, по крайней мере, я знаю, чего точно не сделаю. Я не поверну назад, чего бы ни пытался внушить внутренний голос!»
«Ох, даже так!»
«Именно так. Раз мои сны перестали принадлежать только мне, тогда резонно предположить, что и внутренний голос может озвучивать мысли совершенно иных существ. И это — неоспоримый факт!»
«Это факт, подтверждающий безумие!»
«Как знать».
Александр Сергеевич застегнул поплотнее молнию комбинезона и спешным шагом направился прочь от храма, прочь от прошлого, прочь от собственных мыслей.
Московская область. Звёздный городок. Дом Космонавтов. «Тимка».
Аверин сидел в холле Дома Космонавтов и пытался не заснуть. Со всех сторон напирали многочисленные плакаты, вещающие на всевозможных языках, каких заоблачных высот достигла российская космонавтика всего лишь за какие-то пятьдесят с небольшим лет. В сбивающемся фокусе глаз мелькали старые газетные вырезки, чёрно-белые фотографии, непонятные таблицы и скачущие графики. От всей этой пестроты сознание затухало само собой, желая как можно скорее унестись в страну грёз, где просто не существует квадратных форм, острых углов и плоских понятий.
Аверин выругался, не почувствовав, как подбородок соскользнул с ленивого кулака, отчего многотонная голова незамедлительно рухнула вниз.
Последний месяц он практически не спал. Не получалось. То ли нервы уже ни к чёрту, то ли всему виной пресловутая смена образа жизни.
«То ли я и впрямь идейный алкоголик».
Нет, спиртного совсем не хотелось. Точнее даже: не хотелось вообще! Однако с организмом всё же было что-то не так. Не получалось спать в темноте. Вечер, пока работает радиоприёмник или телевизор, — ещё ничего. Но вот как только умолкали последние, и гас свет, всё переворачивалось с ног на голову! Под сомкнутыми веками возникали яркие вспышки, которые оказывалось совершенно невозможно снести. Было непонятно, что именно их порождает, да и порождает ли вообще. Свет просто царил внутри сознания, не позволяя заснуть, будто сон был во вред. Однако стоило лишь открыть глаза, как свистопляска тут же прекращалась, словно ничего и не было — походило на мигрень, но последней и не пахло. Лежать с открытыми глазами тоже не получалось: казалось что вот-вот от противоположного тёмного угла комнаты отделится незримая тень и медленно двинется к кровати, сковывая конечности и связки одним лишь своим всепоглощающим взором. Не получится даже закричать! А если и получится, губ непременно коснётся ледяная плоть.
Пугали отдельные звуки: шелестящие обои, скрип половиц, предсмертный писк застрявшей в паутине мухи, просто капли из крана. Сердце заходилось ото всего, словно пойманный в силок заяц, завидя бездушного охотника. Казалось, что во всём прослеживается потусторонняя жизнь… Жизнь, которая явилась с одной лишь целью: претендовать на чужое место в реальности.
Сон приходил, ближе к рассвету. Точнее это был уже даже не сон, а элементарная усталость. Все интерфейсы в организме оказывались перегруженными, так что мозг просто медленно затухал, изредка продолжая реагировать на внешние раздражители томительными спазмами конечностей. Затем всё же происходила отключка. Но она царила ничтожно малый промежуток времени: вплоть до плотоядного писка будильника, после чего воцарялось сонное утро, которое затем перетекало в апатический день и заканчивалось поздно вечером состоянием полнейшей подавленности. Жутко хотелось спать, но лишь до тех пор, пока не гас свет и не выключался телевизор…
«Тогда всё начиналось заново…»
На следующее утро Яська проснулся раньше обычного. Он долго лежал на прохладных простынях, вдыхая утреннюю свежесть, попутно силясь вспомнить вчерашние события.
По оконному стеклу стекала роса. На янтарной поверхности капель играли блики отходящего ото сна солнца. Во дворе заливался соловей.
Перво-наперво в памяти всплыл шипящий стриж — Яська даже вроде как видел его в одном из своих сегодняшних снов… Однако вспомнить сон по горячим следам, — да даже просто в первой половине дня — довольно проблематично, если не сказать — невозможно. Затем вспомнился новый друг, голубятня с дырявой крышей во дворе за домом Колькиной бабушки, вечерние посиделки на берегу речки… домашний нагоняй за утерянную крынку.
Ну, конечно же! Яська ещё с вечера, практически засыпая, взял с себя слово, что встанет как можно раньше и, во что бы то ни стало, разыщет позабытую крынку! А раз взял это самое слово, значит, нужно действовать, как бы ни хотелось нежиться в уютной кровати и дальше.
Яська приподнялся на локотках, протянул руку к низкой тумбочке, повернул к себе круглую рожицу допотопного будильника с тюбетейкой звонка на макушке. Рожица не улыбалась, а это значило лишь одно: за окном и впрямь раннее утро. Стрелки, состроили невесёлую пантомиму: а-ля, четверть восьмого.
Яська вздохнул: и кто только придумал такую рань?
«Наверняка какой-нибудь противный зануда, в отместку за то, что на его ежедневную нудность никто не обращает внимания!»
Ну конечно, так всё и обстоит в действительности: зануда придумал раннюю рань в ответ на всеобщее недопонимание… только, вот, именно сегодня отдуваться за весь людской род выпало ему одному — бедному Яське!
Или всё же нет?
Яська прислушался: шаги, прямо под окном, словно кто-то мнётся в нерешительности, не зная, как быть дальше.
«Мнётся? Но кто?!»
Яська поёжился: ему вспомнились байки деревенских мальчишек о седом могильщике по имени Макар, что живёт на той стороне реки в ветхой лачуге у самого погоста.
Естественно, страшилки бродили по деревне недетские, а стоило завидеть самого Макара у местного магазинчика на ветхом мотоблоке с прицепленной сзади тележкой — тут уж и вовсе начинало попахивать самым настоящим триллером, в конце которого царит полнейшая неизвестность!
