– Навсегда останешься во дворце Диммель и не сможешь ровным счетом ничего сделать для своих дринджерийских хозяев.
Элс крякнул. Логично.
– Чтобы ты, выбравшись отсюда, не забыл о нас, мы подпишем договор. В случае предательства его передадут принципату.
Элс снова крякнул:
– А как же вознаграждение? Я не пойду на такое только потому, что вы прижали меня к стенке.
– Но ты ведь хочешь отсюда выбраться?
– Я сказал, что готов стать вашим неведомым Тейджем, чтобы выбраться. Но за пределами этого дворца мне придется на что-то жить.
– Принципат…
– Он будет платить мне за то, что я служу ему, а не кому-то там. Все должно быть по-честному. Каждый труд должен оплачиваться.
Не слишком ли он умничает? Изречение, конечно, было известно представителям многих вероисповеданий, но больше всего его любили мейсаляне.
– Ренфрау, – вмешался Оса, – не будьте таким скупердяем. Это же не ваши деньги.
Между ними завязался спор. Но не играют ли они на публику? Или Оса пытается отвлечь внимание Ренфрау от Дринджера, Гордимера и ша-луг?
– Пленникам выбирать не приходится, – пробормотал Элс, которому сейчас хотелось убраться отсюда подальше.
– Тейдж, – повернулся к нему Ренфрау, – с тобой мы пока закончили. Но только пока. Ты все понял? Скоро мы снова увидимся, и ты подпишешь договор с Граальским императором. Об оплате не беспокойся – будешь доволен.
Он зазвонил в колокольчик.
– Они хотят, чтобы я шпионил за вами и за церковниками, – сообщил Элс принципату, удостоверившись, что никто не подслушивает.
– Расскажи мне все.
Ша-луг пересказал ему разговор в комнате для допросов, опустив все упоминания об Элсе Тейдже.
– Вот что мы сделаем: ты согласишься на их условия, а я устрою тебя где-нибудь – не у себя. Делай, что скажут, завоюй доверие, а потом мы этим воспользуемся.
– Разумеется.
Именно такого плана он и хотел придерживаться, но пусть лучше Донето сам предложит это. Опять же вопрос доверия.
– Шпионь для них. Уверен, этот пройдоха Ренфрау предложил то же самое и остальным. Служить императору – в некотором роде неплохая перспектива.
– Ренфрау? – переспросил Элс.
– Тебя пытался завербовать Феррис Ренфрау. Любимчик Йоханнеса. Смерд по рождению, но один из самых могущественных людей в Граальской Империи.
Элс вернулся к Пинкусу, Просто Джо и Бо Бьогне, которые были страшно заняты – уписывали за обе щеки сыр и колбасу.
– Ты как, Пайп? Получше? – поинтересовался Бо.
– Немного. В этот раз меня вроде не дурманили. Но я проголодался, дайте-ка мне сыра.
Колбаса-то уж точно свиная.
– А еще вон ту сосиску, которую ты, Пинкус, так старательно прячешь.
Это тоже наверняка свинина, зато вкусная и сочная. Только об этих сосисках он, наверное, и будет скучать, когда наконец выберется из плена.
– О чем ты там шушукался с принципатом? – поморщившись, спросил Горт.
– Докладывал. Имперцы хотят меня завербовать, чтобы утвердить волю императора в якобы принадлежащих ему городах. Бо, Джо, признавайтесь, это вы меня им расхвалили? Мне чуть ли не собственное войско сулили.
– Вот зараза! – грустно выругался Пинкус. – А я-то собрался поделиться с тобой еще одной сосиской.
– Что такое?
– Зависть. Мне-то ничего такого заманчивого не предложили. А я свою работу выполнял не хуже тебя.
– Даже лучше. Из моего отряда уцелело только трое. И единственный из них, кто сто`ит хотя бы двух дохлых мух, – мул.
– Но зато какой мул! – встрял Бо.
– Эй! – прорычал Джо. – Не издевайтесь над моим мулом!
– Успокойся, Джо, – утешил его Горт. – Все мы знаем, что Чушка среди нас лучший.
– А что они от тебя хотели, Пинкус? – поинтересовался Элс.
Интересно, станет ли Пинкус повторяться?
– В основном хотели, чтобы я крутился вокруг принципата и сообщал им о планах церкви. Наверное, всех остальных спрашивали о том же самом.
– Меня – нет, – вздохнул Джо. – Ни разочка единого ничего такого не предложили.
– И мне, – проворчал Бьогна. – И вот так всю жизнь. А я бы к ним нанялся за двойную плату. Мне обе стороны одинаково немилы. Я б озолотился, продавая их друг дружке.
– Думаю, Бо, они об этом догадались, – усмехнулся Элс. – Слишком уж ты из кожи вон лез.
– Да, иногда я туго соображаю.
В течение дня их всех по очереди ненадолго вызывали на допрос. Шестеро из первой дюжины не вернулись. Имперские солдаты забрали их пожитки и, как обычно, отказались отвечать на вопросы.
– Что-то замышляется, – озвучил очевидное Горт.
– И пока еще не забирали меня, тебя, Бо, Джо и принципата, – согласился Элс.
– Не забудь про Чушку.
– Я-то не забыл, в отличие от них. Его-то ни разу не вызывали на допрос.
– Надо пожаловаться.
– Валяй.
Следующим забрали Просто Джо, вернулся он через десять минут, улыбаясь от уха и до уха.
– Пайп, я так и сделал – заявил им, что нечего от Чушки нос воротить. Он такой же солдат, как и мы все.
– Молодец, Джо! – похвалил Горт. – Я и сам собирался. Пайп, нас, верно, скоро выпустят. Иначе получается бессмыслица. Те, кто не вернулся, очевидно, переметнулись к Йоханнесу.
Элса забрали предпоследним, как раз перед Бронтом Донето.
Тейдж то и дело передергивал плечами: официальное облачение сидело на нем плохо, было страшно неудобным, и от него чесалось все тело. Но пришлось надеть, чтобы сопроводить Бронта Донето на аудиенцию к Граальскому императору.
– А я тебе говорил, – в который уже раз повторил Пинкус Горт.
Донето предстоящая аудиенция не радовала, ведь в его распоряжении оказались лишь Элс и Пинкус, а ему, защитнику церкви, кузену патриарха и потомку патриархов (хотя законы церкви и обязали священнослужителей хранить обет безбрачия), полагалась совсем иная свита.
– Надо было прихватить Чушку, – вздохнул Горт. – Разодели бы его, стал бы такой же страшный, как и мы.
– Чушка так бы не мучился, – отозвался Элс, почесываясь и ерзая. – И не чувствовал бы себя таким дураком.
Белоснежные зубы Донето сверкнули в улыбке, но он тут же снова сделался серьезным. Защитник церкви взял в нем верх над обычным человеком. Принципат нахмурился, шуточки ему уже надоели.
Когда-то давно герцоги Племенцы купались в золоте. Кое-что еще напоминало о былом богатстве, хотя сами представители семейства Транцелла уже не жили во дворце Диммель и так обеднели, что могли теперь позволить себе не более сорока слуг.
Троицу проводили в приемную, которую украшала обитая шелком мебель, писаные маслом портреты великих представителей рода Транцелла, мраморные бюсты, видимо сохранившиеся с античных времен, и гобелен, вытканный в прошлом столетии. На нем изображалась схватка между чалдарянами и праманами.
Принципат заметил, что Элс внимательно изучает гобелен, и пояснил:
– Это битва у Кладезя Памяти. Там погиб один из моих предков.
– Понятно.
Элс пригляделся к знаменам сражающихся. Правильно.
Ша-луг называли это сражение Битвой Четырех Воинств. Мерзостная заварушка, в ней прамане сражались против праман, которым помогали арнгендцы. В те времена каифат Каср-аль-Зеда и каифат Аль-Минфета боролись между собой за власть над восточными подходами к Кладезям Ихрейна. Люсидийцев поддерживали основанные чалдарянами в священных походах государства, а ша-луг – многочисленные племена ишоти из Пеквы.
Битва на самом деле произошла вовсе не у Кладезя Памяти. На западе ее так назвали только потому, что обе противоборствующие стороны пытались захватить его раньше противника. Битва, которую никто не планировал заранее, случилась на восточной оконечности Равнины Судного Дня. Из-за вмешательства фанатичных ишоти на поле боя воцарился полнейший хаос. Каждая из сторон посылала в гущу сражения все новые силы. Кровавая бойня приобрела поистине эпический размах, но в конце концов переменчивые ишоти неожиданно бежали, и все закончилось.
Эта битва считалась самой кровавой из бесконечной череды стычек за власть над Святыми Землями. И самой бессмысленной, ведь она ровным счетом ничего не изменила в расстановке сил.
Спустя год после нее ша-луг и участники священного похода объединились, чтобы изгнать люсидийцев с тех земель, которые тем удалось захватить в Битве Четырех Воинств.
В Святых Землях союзы были столь же ненадежны, сколь склонны к предательству и недальновидны те, кто их заключал.
– Народ Пайпа еще ходил в язычниках, когда все это произошло, – сказал Пинкус.
В приемной появился некто, внешне похожий на дворецкого.
– Его величество император желает вас видеть, – объявил он, слегка склонив голову перед принципатом.
– Представление начинается, – хмыкнул Горт, поправляя свой наряд.
Вместе с Элсом они последовали за Донето, держась на два шага позади.
Зала для аудиенций производила сильное впечатление. В комнате пятнадцать на двадцать футов из мебели стояло одно лишь массивное деревянное кресло. В нем восседал очень смуглый уродливый коротышка. Весь его облик, как и наряд, словно говорил: как бы поскорее покончить со всей этой ерундой и отправиться на охоту. Перед ними был Ганзель, Йоханнес Черные Сапоги, собственной персоной, Граальский император, курфюрст Кретьена, ужас приспешников патриарха Безупречного V.
