Зловещее спокойствие… да, как ни крути, фраза соответствовала действительности. Совместные трапезы в холодной, напряженной обстановке, когда говоришь только: «пожалуйста, передай масло» или «Дэнни, доешь морковку», или «прошу прощения». Вечера, когда Джек отсутствовал, а она лежала с сухими глазами на кушетке, пока Дэнни смотрел телевизор. Утра, когда они с Джеком осторожно кружили друг вокруг дружки, как пара разъяренных кошек, между которыми – перепуганная, дрожащая мышь. Да, фраза звучала правдоподобно,
(Господи, перестанут ли когда-нибудь болеть старые раны?)
до ужаса, страшно правдоподобно.
Эдмондс резюмировал:
– Но положение дел изменилось. Вы знаете, что у детей шизоидальное поведение – вещь абсолютно обычная. Оно приемлемо, потому что мы, взрослые, все негласно сошлись на одном: дети сумасшедшие. У них есть невидимые друзья. Расстроившись, ребенок может пойти и сидеть в шкафу, удалившись от мира. Они считают талисманом определенное одеяло или плюшевого мишку, или чучело тигра. Сосут большой палец. Когда взрослый видит то, чего нет на самом деле, мы считаем его созревшим для психушки. Когда ребенок заявляет, что видел у себя в спальне тролля или вампира за окном, мы лишь улыбаемся, извиняя его. У нас имеется короткая фраза, оправдывающая весь диапазон феноменов у детей…
– Он это перерастет, – вставил Джек.
Эдмондс моргнул.
– Мои собственные слова, – согласился он. – Да. Можно догадаться, что Дэнни находился в отличной ситуации для развития полнокровного психоза. Несчастливая жизнь дома, сильно развитое воображение, невидимый друг, который для него столь реален, что чуть не стал реальным и для вас. Вместо того, чтобы перерасти свою детскую шизофрению, он с тем же успехом мог «врасти» в нее.
– Стать аутиком? – спросила Венди. Про аутизм[3] она читала. Пугало уже само слово, в нем звучало угрожающее ненарушаемое молчание.
– Возможно, но не обязательно. Он может в один прекрасный день просто войти в мир Тони и не вернуться к тому, что называется «реальными вещами».
– Господи, – сказал Джек.
– Но сейчас основополагающая ситуация решительно изменилась. Мистер Торранс не пьет. Вы переехали на новое место, где условия заставили всех троих сплотиться в семейную ячейку теснее, чем когда-либо раньше. Конечно, вы сплочены сильней, чем моя собственная семья, ведь жена и дети имеют возможность видеть меня всего два-три часа в день. С моей точки зрения, ситуация для выздоровления великолепная. И, по-моему, о том, что мозг мальчика в своей основе здоров, много говорит тот факт, что он способен проводить такую резкую грань между миром Тони и настоящим. Он сказал, что вы оба больше не обдумываете развод. Настолько ли он прав, насколько мне кажется?
– Да, – сказала Венди, а Джек крепко сжал ее руку, почти до боли. Она тоже ответила пожатием.
Эдмондс кивнул.
– Тони ему действительно больше не нужен. Дэнни отторгает, выкидывает его из своей системы. Тони перестал поставлять приятные видения, он приносит кошмары – враждебные, неприятные, пугающие Дэнни так сильно, что он запоминает их лишь обрывками. Он сросся, соединился с Тони, находясь в сложной – отчаянной – жизненной ситуации, и Тони так легко не уйдет. Но он уходит. Ваш сын отчасти напоминает наркомана, отказавшегося от своих привычек.
Он поднялся, Торрансы тоже.
– Как я уже сказал, я не психиатр. Если до окончания вашей работы в «Оверлуке» – до следующей весны – кошмары не прекратятся, я, мистер Торранс, настойчиво рекомендовал бы вам отвести его к специалисту соответствующего профиля в Боулдере.
– Я так и сделаю.
– Ну, пойдемте, скажем ему, что можно ехать домой, – предложил Эдмондс.
– Хочу поблагодарить вас, – мучаясь выговорил Джек. – Мне стало куда спокойнее, чем было долгое время.
– Мне тоже, – сказала Венди.
У дверей Эдмондс остановился и взглянул на Венди.
– У вас есть – или была – сестра, миссис Торранс? По имени Эйлин?
Венди удивленно посмотрела на него.
– Да, была. Ее убило возле нашего дома в Сэмерсуорте, в Нью-Хэмпшире. Ей тогда было шесть, а мне – десять. Эйлин выбежала за мячиком на мостовую, и ее сбил грузовик.
– Дэнни знает про это?
– Не знаю, по-моему, нет.
– По его словам, вы думали о сестре в приемной.
– Думала, – медленно сказала Венди. – Впервые за… о, не знаю, за сколько времени.
– Слово «тремс» вам что-нибудь говорит?
Венди потрясла головой, но Джек сказал:
– Вчера ночью, то того, как уснул, он упоминал это слово. Тремс.
– А слово «сияние» для вас что-нибудь значит?
На сей раз головой покачали оба.
– Ну, мне кажется, это неважно, – сказал Эдмондс. Он отворил дверь в приемную. – Есть тут кто-нибудь по имени Дэнни Торранс, кто хотел бы уехать домой?
– Мам! Пап! – Дэнни поднялся из-за маленького столика – там он не спеша листал экземпляр «Где живут дикие твари», бормоча вслух знакомые слова.
Он подбежал к Джеку, тот подхватил его на руки. Венди взъерошила сыну волосы.
Эдмондс взглянул на него.
– А может, ты не любишь папочку с мамочкой? Тогда можешь остаться со стариной Биллом.
– Нет, сэр! – с чувством сказал Дэнни. Одну руку он закинул за шею Джеку, вторую – за шею Венди и весь светился счастьем.
– Ладненько, – улыбаясь, сказал Эдмондс. Он посмотрел на Венди. – Если будут проблемы, звоните.
– Да.
– Не думаю, чтоб вы позвонили, – улыбаясь, сказал Эдмондс.
Джек обнаружил альбом для вырезок первого ноября, пока жена с сыном гуляли по изрезанной колеями старой дороге, которая, начинаясь за площадкой для игры в роке, шла к заброшенной лесопилке в двух милях от отеля. Погода стояла по-прежнему хорошая, и все трое щеголяли невероятным осенним загаром.
Он спустился в подвал, чтобы сбросить давление в котле, как вдруг, повинуясь внезапному порыву, решил взглянуть на старые бумаги и снял с полки, где лежала схема водопровода, фонарик. Заодно Джек решил поискать подходящие местечки для крысоловок, хотя ставить их не собирался еще целый месяц. «Хочу, чтоб все крысы вернулись из отпуска», – объяснил он Венди.
Освещая себе дорогу фонариком, Джек прошел мимо шахты лифта (которым, по настоянию Венди, они не пользовались с тех самых пор, как переехали сюда) под низкую каменную арку. Почувствовав запах гниющей бумаги, он сморщился. За спиной с громовым «ву-ушш!» напомнил о себе котел, и Джек подскочил.
Беззвучно насвистывая сквозь зубы, он посветил по сторонам. Тут, внизу, оказались Анды в миниатюре: десятки набитых бумагами коробок и ящиков, почти все выцветшие, потерявшие от времени и сырости форму. Иные лопнули, вывалив на каменный пол рулоны пожелтевших бумаг, пачки газет, перевязанные бечевкой. Содержимое одних коробок напоминало гроссбухи, в других лежали стянутые резинками накладные. Вытащив одну, Джек посветил на нее фонариком.
