Граф суетился у столов и щипцами как раз снимал с горелки тигелёк, из которого валил жутко вонючий и едкий дым. Наверняка субстанция имела примесь серы, поскольку я крайне отчётливо чувствовал этот характерный запах.
— У меня нет времени, нет времени… — он обернулся ко мне. — Ронс, кто это, во имя Бога Отца?
— Я уже говорил, господин граф. Это инквизитор из Хеза.
— Мордимер Маддердин, к услугам господина графа, — я склонил голову, а де Родимонд окинул меня мимолётным взглядом.
— Разве я приглашал инквизитора, Ронс?
— Нет, господин граф.
— Тогда скажи ему, чтобы ехал себе.
Он махнул рукой и повернулся к тиглям.
— Позвольте, господин граф! — сказал я вежливо, но твёрдо, ибо не намеревался позволить от меня отделаться.
Лейтенант Ронс хотел потянуть меня за рукав, но я на него так посмотрел, что он убрал руку. Его глаза потемнели.
— Что? — де Родимонд не скрывал уже раздражения.
— Полагаю, господин граф всё-таки захочет поговорить со мной, а не с официальной делегацией от епископа Хез-хезрона, которая приедет сюда расследовать отправление языческих культов.
Он вздрогнул, поставил тигель на стол и отложил щипцы. Закашлялся.
— Языческих культов? — он фыркнул, но я видел, что он обеспокоен, поскольку каждый знал, что направление официальной комиссии из Инквизиции не предвещало ничего хорошего.
— Мы видели трупы, — сказал я. — Изувеченные тела жителей одной из деревень. Лейтенант привёз их в замок господина графа.
— Бандиты, — буркнул до Родимонд. — Везде полно этой голытьбы. Его Преосвященство лучше бы прислал сюда Разбойную Стражу, а не инквизитора.
Он тяжело упал в обитое выцветшей камкой кресло.
— Принеси вина, Ронс, — приказал он, — и три чаши.
— Это не бандиты, господин граф, — сказал я, будучи уверенным, что он сам об этом прекрасно знает. — Бандиты не выгрызают мясо жертв, не увечат трупы и не бросают добычу. Дома в этой деревне никто даже не ограбил, а с тел не содрали обувь, одежду или украшения.
Он посмотрел на меня исподлобья.
— Может — да, может — нет, — сказал он. — Бандиты это бандиты, и неизвестно, что им взбредёт в голову.
— Бандиты, господин граф, обычно ведут себя удивительно рационально, — произнёс я. — Поскольку живут с порока. И не убивают ради самого удовольствия от убийства. По крайней мере, не таким способом. Представляет ли себе господин граф разбойников, обгрызающих трупы? Зачем бы им это делать?
— Трупы обгрызли звери, — проворчал он, и мне было непонятно, зачем лжёт, ведь он сам не верил в свои слова.
— Прошу прощения, господин граф, но я в состоянии узнать следы человеческих челюстей и отличить их от звериных, — вежливо возразил я. — Я был бы также безмерно счастлив, если бы господин граф изволил мне объяснить, как так случилось, что солдаты господина графа появились в деревне уже через несколько часов после бойни, несмотря на то, что замок находится от деревни в дне пути.
Лейтенант Ронс должно быть слышал эти слова, поскольку как раз возвращался с подносом, на котором стоял серебряный кувшин и три широких чаши. Однако я видел, что он даже бровью не повёл.
— Налей, — приказал де Родимонд. — Вы что, хотите меня допрашивать, инквизитор? — он встал со стула. — Меня, графа де Родимонда?! Вы осмеливаетесь подвергать сомнению мои слова?
— Ищу правду, Ваша милость, — учтиво ответил я.
— Это императорское пограничье, инквизитор, — произнёс он, — и оно не подпадает под твою юрисдикцию.
— Желает ли Ваша милость объяснять это епископской миссии, которая прибудет из Хеза, или же вы предпочитаете поговорить со мной?
— Угрожаешь мне? — Я видел, что он в бешенстве. Но одновременно где-то в глубине его глаз мною читался страх.
— Никогда бы не осмелился, господин граф, угрожать представителю столь знатного рода, — сказал я. — Лишь имею честь осведомить господина графа о том, как обстоят дела.
— Знатного рода? — он фыркнул. — Вот насмешил! Спорим, раньше ты не слышал о графах де Родимонд, так ведь?
— Со смирением и сожалением признаю, что мои знания о великих аристократических родах слишком ничтожны, — я склонил голову.
— Умеет подсластить этот инквизитор, а, Ронс? — граф рассмеялся и подал мне наполненную чашу. — Не надо мне льстить, Маддердин, или как тебя там. Графский титул и наделение леном[91] мы получили, поскольку моя светлой памяти мамочка водила шашни с императорским конюшенным. Так уж в жизни бывает, инквизитор. Мой прадед был честным бондарем, дед — менее честным солдатом, отец — продажным офицером стражи, заработавшим большие рога, а я являюсь графом. Как говорят: безумцем, алхимиком и приспешником дьявола. Кем будет мой сын? — он рассмеялся, обнажая жёлтые и неровные зубы.
— Ценю людей, занимающихся алхимией, — сказал я вежливо, игнорируя его рассуждения относительно семьи, — поскольку эта наука требует больших знаний и терпения в работе. Церковь не видит в ней ничего вредного.
Это была половинчатая правда, но я не собирался объяснять графу нюансы подхода Церкви к алхимическим знаниям.
— Да-да-да, — он сделал солидный глоток. — Твоё здоровье, инквизитор. Не видит ничего вредного, пока не сожжёт. Уж это мне известно.
Я приложил чашу к губам. Вино было молодым и кислым, но мне случалось пить напитки и похуже.
— Ну и что, Ронс? — обратился к тому де Родимонд. — Скажешь ему, что происходит?
— Как пожелает господин граф, — холодно ответил офицер.
— Скажи, скажи, может он что-то посоветует. В любом случае, лучше так, чем он пришлёт своих друзей в чёрных мантиях. Сразу бы мне сожгли половину людей.
Я лишь вздохнул, поскольку непонимание действий и целей Инквизиции всегда меня расстраивало. Почему люди думают, что мы существуем, чтобы кого-нибудь сжигать? Это лишь крайняя необходимость, а не ежедневная рутина.
— Садись, инквизитор, — он указал на скамейку у стены. — И слушай, ибо это интересная история.
Лейтенант Ронс минуту обдумывал.
— Это уже третья деревня, — наконец произнёс он. — Всегда перед этим получаем письмо. На этот раз он писал, чтобы мы взяли телегу и ехали в Берёзовку.
— Так называлось поселенье, которое ты видел, — добавил граф.
— И всегда одно и то же. Изувеченные трупы и ни одного свидетеля.
— Письмо? — повторил я. — Интересно. Могу ли его увидеть?
— Почему нет? — граф дотянулся до бюро и вынул из него сложенный пополам пергамент.
Чёрной тушью кто-то написал: «Бери воз и езжай в Берёзовку. Поторопись, пока не завоняли».
