— Не подходит, Мордимер, — он покрутил головой. — Всё не так.
— Что-то нашёл? — я посмотрел на останки старого человека.
— То же самое. Избит, исколот, изрублен, потом изгрызен…
— Надругались над уже мёртвым телом, так ведь? Это тебе ничего не напоминает?
Он снова покрутил головой.
— Мне жаль, Мордимер.
Я думаю. Мне тоже было жаль. Ненавижу неразгаданные загадки, тайны и секреты. Истинное удовлетворение я чувствую лишь тогда, когда нахожу свет в конце тоннеля. И сейчас я тоже знал, что не успокоюсь, пока не узнаю, кто и зачем убил этих людей. Их жизнь или смерть для меня были не важны. Деревенщина — это всего лишь деревенщина. Добрый Господь сотворил их, дабы работали в поте и трудах, а потом умирали. Недаром Писание гласит: «… отдайте каждому, что ему положено. Кому подать — подать, кому мыто — мыто, кому повиновение — повиновение, кому честь — честь»[87]. И они именно так в течение всей жизни отдавали. А теперь, наконец, настало время им отдать саму жизнь. Ради чьей-то забавы.
Тогда что для меня было важным, если я не сострадал этим людям и не стремился стать справедливым мечом правосудия? Ну, мне было важно проверить свои силы. Как бы я в будущем мог спокойно вспоминать эти дни, зная, что я сдался и не нашёл объяснения? Что я даже не попытался найти свет, и задом, бочком отступил из таинственного тоннеля?
— А может, — Смертух задумался на минуту. — Может ты бы поговорил с ними, Мордимер?
— С кем? — не понял я его.
— Ну… с ними. — Он обвёл вокруг рукой.
— Ты, похоже, рехнулся! — Я даже не разозлился на него. — Я должен разговаривать с мёртвыми? Тебе этого хочется, Смертух? Меч Господа, зачем я с вами связался?
Я встал и отошёл от него. Конечно, я мог попробовать поговорить с мёртвыми. Их духи ещё парили здесь где-то поблизости, полные боли, гнева, печали и непонимания. Призвать эти духи было примерно так же безопасно, как войти в клетку с разъяренными львами. Впрочем, львы, самое большее, лишат тебя жизни, а месть мёртвых может быть значительно худшей. Не говоря уже о том, что некромантию запрещали святые основы нашей веры. Правда, мы, инквизиторы, имели право нарушать основы во имя высшей необходимости. Но, несомненно, такая необходимость сейчас ещё не наступила. Даже если бы я справился с духами убиенных, определённо подобные игрища не понравились бы моему Ангелу. А гнев Ангелов страшнее любого зла, которое вы способны себе представить, и любого зла, которое представить вы не способны.
И когда я отходил от Смертуха (всё больше изумляясь, что он вообще посмел что-то такое предложить), вдруг увидел трёх всадников, сопровождающих запряжённую двумя лошадьми повозку. Кавалькада надвигалась с севера.
— У нас гости! — закричал я.
Смертух и близнецы посмотрели в указанном мной направлении. Потом мы все четверо встали в центре деревни, рядом с облицованным камнем колодцем, у которого всё ещё лежал труп молодой женщины.
— У них цвета[88], — вполголоса сказал Смертух.
Действительно, трое конных явно были одеты в цвета какого-то магната. Они были в серозелёных куртках плотного сукна с малиновыми нашивками, а их кони были хорошо ухоженными, в богатой упряжи. На повозке ехало ещё трое мужчин, наверняка из дворни. Но я также заметил, что они все были хорошо вооружены — мечами и копьями. Солнце было у нас за спиной, поэтому прибывшие заметили нас позже, чем мы их. Но наше присутствие их явно обеспокоило. Они остановились и недолго совещались, а потом вновь двинулись в сторону деревни. На этот раз однако изменив порядок. На козлах сидел лишь возница, а двое других шли пешими по бокам повозки. Всадники оттянулись несколько назад.
— Убираем их? — спросил Смертух.
— А может сначала поговорим? — предложил я. — Иль ты сегодня совсем сдурел?
Смертух буркнул что-то недовольно, а близнецы рассмеялись в один голос.
На краю деревни повозка остановилась, а все шестеро мужчин подошли к нам. Я видел, что они стараются сохранять осторожность, хотя их рассмешил вид близнецов. Светлобородый, пожилой мужчина с лицом измождённого грифа, что-то сказал вполголоса, показывая на моих спутников пальцем, и все засмеялись.
Смейтесь, смейтесь, — подумал я. — Как дойдёт до дела, желание смеяться у вас пропадёт. Ибо я, любезные мои, не беру с собой близнецов по причине их внешности или светских манер. Первый и Второй не только располагают интересными способностями, которые простой человек мог бы назвать магией. Оба они убийцы. Выученные, лишённые угрызений совести и стойкие, будто прибрежные заросли.
— Вы кто, люди? — крикнул светлобородый.
— Сам доложись, — произнёс я спокойно.
— Я лейтенант Ронс из стражи господина графа де Родимонда, — ответил он, и на его бледных щеках выступил румянец. — Говори лучше, кто ты, пока я не приказал вас убить.
Смертух рассмеялся и откинул капюшон с головы. Это произвело впечатление. Это всегда производит впечатление.
— Что тут произошло? — Я обвёл вокруг рукой. — Почему эти люди погибли, и откуда ты тут взялся?
— Боже мой, приятель. — Конь лейтенанта затанцевал, пришпоренный. — Ты не слышал, что я говорю? Говори, кто ты!
— Я Мордимер Маддердин, — произнёс я, вставая с облицовки. — Лицензированный инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона.
С минуту он испытующе разглядывал меня.
— Валите отсюда, — наконец произнёс он. — Инквизитор или нет, тебе здесь нечего делать.
— Нет? А может всё-таки? — холодно сказал я, ибо мне не понравился ни этот человек, ни его тон. — Твоему господину придётся ответить мне на несколько вопросов.
— Граф не водится с отребьем, — рявкнул спутник лейтенанта, молодой мужчина с гладко выбритым лицом и голубыми глазами.
— А ты что? Его куколка? — буркнул Смертух.
Юноша тронул коня и двинулся в сторону Смертуха. Я преградил ему путь.
— Мир! — воскликнул я с издёвкой. — Мир между христианами!
— Прекрати! — рявкнул лейтенант спутнику. — Раз уж хочешь, — обратился он ко мне, — можете ехать с нами. Но скажу тебе сразу, инквизитор, граф не жалует тебе подобных.
Я был рад, что он не выбрал стычку. Не знаю, решил ли он, что попытка убийства инквизитора могла бы ему сильно навредить, или же понял, что инквизитор и его товарищи не могут быть лёгкой добычей. Так или иначе, он казался человеком, поступающим рассудительно.
— Мы здесь не для того, чтобы нас любить, — ответил я с искренней улыбкой. — Мы для того, чтобы дарить людям сладкую радость признания грехов. А здесь я вижу их много. — Я снова обвёл рукой вокруг.
