Гарри и я шагнули к камере Уэртона, поднимая дубинки. Дин выхватил револьвер. Но прежде чем события получили дальнейшее развитие, Уэртон отпустил Перси и отступил назад, вскинув руки и широко улыбаясь:
— Я его отпустил, я просто пошутил, а теперь отпустил. Не тронул ни единого волоска на пушистой головке этого мальчика, так что вам не за что сажать меня в эту гребаную комнату с мягкими стенами.
Перси Уэтмор метнулся через Зеленую милю и прижался спиной к решетке пустой камеры на противоположной стороне. Дышал он тяжело, громко и часто. Из его груди вырывались то ли воздух, то ли рыдания. Теперь он наверняка понял, почему инструкция требует, чтобы надзиратель всегда держался середины Зеленой мили, не приближаясь к зубам, которые кусают, клешням, которые хватают. Мне подумалось, что урок этот запомнится Перси надолго, в отличие от советов, которые ему надавали после репетиции. На его лице читался ужас, а волосы, впервые после его появления в нашем блоке, торчали в разные стороны. И более всего он напоминал жертву насильника, которой чудом, в самый последний момент, удалось избежать надругательства.
Последовала немая сцена, нарушаемая только рыдающим присвистом дыхания Перси. А затем раздался дикий, безумный хохот, от которого я аж подпрыгнул. Уэртон, подумал я, но ошибся. Хохотал Делакруа, стоявший в дверях своей камеры и тычущий пальцем в Перси. Мистер Джинглес уже сидел на плече француза.
— Посмотрите на него, он надул в штаны! — воскликнул Делакруа. — Посмотрите, что сделал этот великовозрастный ребенок. Он горазд молотить других дубинкой, mauvais homme,[29] но стоит кому-то схватить его за шкирку, как он дует в штаны совсем как младенец!
Он смеялся и тыкал пальцем в Перси, в смехе этом выплеснулись страх и ненависть, которые питал к нему Делакруа. Перси только смотрел на француза, не в силах ни заговорить, ни просто пошевельнуться. Уэртон вернулся к решетке, посмотрел на темное пятно, появившееся на брюках Перси, небольшое, но довольно заметное, не оставляющее никаких сомнений в причине его происхождения, и усмехнулся.
— Похоже, кому-то следовало купить нашему мальчику резиновые трусы. — И, давясь смехом, он вернулся к койке.
Зверюга двинулся к камере Делакруа, но француз попятился и улегся на койку, прежде чем Зверюга оказался у решетки.
Я протянул руку, коснулся плеча Перси.
— Перси… — Больше я ничего сказать не успел, потому что Перси ожил, стряхнул мою руку. Потом посмотрел вниз, увидел стремительно увеличивающееся в размерах пятно и покраснел до корней волос. Глянул на меня, затем на Гарри и Дина. Я возблагодарил Бога за то, что старик Два Зуба уже ушел. Останься он в блоке, эта история в тот же день облетела бы всю тюрьму. А учитывая высокопоставленных родственников Перси, думаю, что случившийся с ним казус незамедлительно стал бы достоянием широкой общественности. И пережевывали бы подробности не один год.
— Если вы скажете кому-то хоть слово, через неделю будете стоять в очередях на бирже труда, — прошипел он. В другой ситуации за такие слова у нас возникло бы желание как следует отметелить его, но тут я мог лишь пожалеть Перси. Я думаю, он это почувствовал, отчего еще больше разъярился. Оно и понятно.
— Происходящее здесь не выходит за пределы блока, — услышал я ровный голос Дина. — Об этом ты можешь не беспокоиться.
Перси посмотрел на камеру Делакруа. Зверюга запирал замки, а изнутри отчетливо доносился смех француза. Перси метнул в него злобный взгляд. В этой жизни ты пожинаешь то, что посеял, хотелось мне сказать ему, но потом я решил, что для нравоучений время, возможно, не самое удачное.
— Что же касается тебя… — Фразу Перси не закончил. Ушел, наклонив голову, в кладовую за сухими брюками.
— Какой же он сладенький, — томным голосом протянул Уэртон.
Гарри предложил ему заткнуться, пригрозив, что в противном случае его быстренько переправят в изолятор. Уэртон сложил руки на груди, закрыл глаза и притворился, что спит.
Ночь накануне казни Делакруа выдалась более жаркой и душной, чем предыдущие. Когда в шесть вечера я приехал в тюрьму, термометр на административном корпусе показывал восемьдесят один градус.[30] Подумать только, восемьдесят один градус в конце октября, а на западе еще и погромыхивало совсем как в июле. Днем в городе я встретился с одним из прихожан моей церкви, и тот на полном серьезе спросил, не считаю ли я, что столь необычная жара — предвестник конца света. Я ответил, что таких мыслей у меня нет в помине, но подумал, что для Эдуарда Делакруа конец света точно наступит. В этом я, естественно, ошибиться не мог.
Билл Додж стоял у двери блока Е, пил кофе и курил.
— Какие люди, — воскликнул он, увидев меня. — Сам Пол Эджкомб!
— Как прошел день, Билли?
— Все нормально.
— Делакруа?
— В полном здравии. Вроде бы понимает, что его ждет завтра, но с другой стороны, как бы и не понимает. Ты же знаешь, что с ними творится, когда до них доходит, что конец близок.
Я кивнул.
— Уэртон?
Билл рассмеялся.
— Такой шутник. Джек Бенни[31] рядом с ним просто квакер.[32] Сказал Ролфу Уэттермарку, что ел клубничный джем из «киски» его жены.
— И что ответил Ролф?
— Что он не женат. И Уэртон, похоже, имел в виду собственную мамашу.
Я рассмеялся. Действительно, забавно. Пусть пошло, но забавно. А как приятно смеяться, зная, что при этом у тебя в паху не вспыхивает огонь. Билл посмеялся вместе со мной, потом вылил остатки кофе на землю. По двору в это время бродили лишь несколько вольнонаемных, работавших в тюрьме с незапамятных времен.
Полыхнули зарницы, издалека донеслись раскаты грома. Билл поежился, оборвав смех.
— Вот что я тебе скажу. Не нравится мне эта погода. Такое ощущение, будто что-то должно произойти. Что-то плохое.
Он как в воду глядел. Произошло. Без четверти десять. Именно в этот момент Перси убил Мистера Джинглеса.
Поначалу, однако, казалось, что ночь пройдет нормально, несмотря на жару. Джон Коффи, как обычно, полностью ушел в себя, Дикий Билл для разнообразия прикидывался Смирным Биллом, а Делакруа пребывал не в таком уж плохом настроении, учитывая, что до встречи со Старой Замыкал кой ему оставалось чуть больше двадцати четырех часов.
Он, конечно, понимал, что должно произойти, по крайней мере на уровне основных рефлексов. Заказал соус чили для своей последней трапезы и попросил меня дать поварам особые инструкции. «Скажите им, пусть польют соусом еще горячие сосиски. И перчики пусть берут действительно острые, зеленые, а не перезревшие. От такого соуса у меня, конечно, будет запор, но не думаю, что на этот раз меня должно это волновать, так?»
