живой… что он тут делает, дурак… я чуть не сыграла в ящик…
Она набрала воздуха в грудь и осознала, что отец смотрит на нее с испугом. Глаза у нее полезли на лоб.
– Лида, тише! Не кричи! Ты чего?
Она закрыла глаза, не в силах произнести ни слова. Сердце не разорвалось, но мешало говорить, душило, раздувшись до размеров баскетбольного мяча.
– Лида. – Отец встал и усадил ее за стол. Когда она открыла глаза, то увидела его улыбающееся лицо. – Извини… видимо, напугал? – Барышев рассмеялся, пожал дочери обе руки. – Не знал, что ты придешь…
Не знал?
– Я шла специально… с шумом. Неужели не слышал?
– Нет. Задумался.
– Сидя в темноте? Ночью? Ты чего? – Лида убрала от него руки, отстранилась. В груди было больно.
– Да просто… Вышел попить воды. Потом сел и, кажется, уснул.
– У тебя были открыты глаза, – заметила дочь.
«Ну и лицо у него было!»
– Ну, это случайность. Я же не специально…
Лида встала и подошла налить себе сока. Внутри все дрожало. Дрожь передалась рукам. Вынув из холодильника коробку сока, она взболтала его и налила в стакан.
– Я проснулась из-за тебя, – сказала Лида, – но зачем же сидеть в темноте? Иди спать.
Еще один с причудами, подумала девушка. Сначала мама, потом и он… а может, это заразно? От взаимовлияний никуда не денешься.
Лида не смотрела на него. Стояла у окна, за которым была ночь, засыпанная городскими огнями, и пила холодный сок.
Кажется, это не просто чудачество. Он много работает, всегда работал много, даже слишком – и, возможно, так обзавелся нервным срывом… В конце концов, соломинка ломает спину верблюду…
Девушка поставила стакан и вышла из кухни. Она чувствовала обиду, ей было не до разговоров, даже видеть отца не хотелось. Виктор попытался что-то сказать, но Лида его проигнорировала. Небольшая месть не помешает. Пусть больше не выкидывает подобных фокусов… Окажись мама на моем месте, она бы устроила ему!..
Лида закрылась на замок и приложила ухо к двери. С такого расстояния она, конечно, ничего не могла услышать. Чем отец там занимается? Так и будет сидеть до утра? Девушка разделась и легла. Ночь была влажной, жаркой. Открытая форточка не спасала, а кондиционера в комнате у нее не было. Вентилятор будет шуметь.
Лида сбросила с себя простыню и лежала раскрытая.
Олег убедился в том, что в доме тети Ирины все утихомирились. Спят. Можно идти. Возвращаться в особняк… В подземелье.
Они вернулись с обхода почти час назад. Олег трясся в лихорадке, но держал себя в руках, не понимая, как ему это удается. Хотелось кричать и размахивать руками, совершать хаотичные, бессмысленные движения, сходить с ума… чтобы только выплеснуть то, что успело накопиться у него внутри. Напряжение требовало какой-то разрядки. Олег пожелал Наталье доброй ночи и ушел к себе. Запершись в ванной, он стал умываться ледяной водой, тер руками изможденное лицо с впавшими щеками и глазами, похожими на двух перепуганных насмерть зверьков. Он не мог узнать себя. Точно из похода в особняк он вынес на себе чужую личину, которая скрыла его истинную сущность… (Какой же он истинный?) Чужая злобная маска не желал сходить… Олег ударил себя ладонью по правой щеке. В голове что-то щелкнуло – и он увидел себя прежним. Изменившимся, но прежним. Улыбнулся. Подняв правую руку, он ударил кулаком в стену. Боль прошла по костяшкам, обожгла кожу. Олег ударил снова, а потом еще раз, с большей силой. Он ободрал руку, появилась кровь, но, кажется, своей цели добился: напряжение рассеялось, его прогнали боль и ярость, вылетевшие вместе с этими ударами. Боль принесла покой. Олег сунул руку под струю холодной воды и стал тереть сбитые места. К утру они припухнут и станут розово-синими. Это неважно. Суставы целы, а на сердце стало гораздо спокойней. Раньше Олег уже прибегал к такому методу – когда чувствовал, что больше не в состоянии выносить такого давления, когда не может больше слышать голос костей и выполнять его прихоти… Он не мог покончить с собой, хотя не раз обдумывал эту возможность, но пока у него не хватало смелости.
Он просто-напросто трус. Это надо признать.
Олег признает – плевать он хотел на подобные определения. Сейчас у него на повестке дня стоял совершенно другой вопрос. Он хочет вернуться в особняк? Не обойти его вокруг, выполняя свои обязанности сторожа, а войти внутрь?
Хочет.
Хочет спуститься в подземелье, чтобы проверить свою гипотезу? Туда, вниз? И одному на этот раз?
Хочет.
Олег взял полотенце, вытер руки, промокнул ранки. Кровь больше не шла. Всего лишь кожа содрана. Он прислушался, стараясь уловить движение на чердаке, где лежали кости. До сих пор они не подавали признаков жизни, но Олег не был уверен, что и дальше так будет. Рано или поздно кости начинают шевелиться. Это он знал с детства. Можно сказать, это была одна из первых усвоенных им истин.
Пора идти. Олег не поленился сходить во двор – проверить, горят ли окна в доме Шведовой. Не горели. В поселке вообще не было ни одного огня. Все спали. И каждого, Олег чувствовал, посещали в эту ночь страшные сны. Что ж, раз это происходит, значит, так нужно.
Он надел энцефалитку, проверил, хорошо ли заправился и не оставил ли уязвимых для насекомых мест. В подземелье ему, возможно, предстоит встретиться с чем-то, что пока не показывалось на свету. Дом не хочет, чтобы я шел туда, подумал Олег.
Он взял из ящика с инструментами молоток и спрятал его во внутренний карман куртки. От призраков молоток не спасет. И топор тоже. Но все-таки с ним было легче.
Олег проверил, работает ли фонарик, и вышел из дома. Над поселком носился ветер. В этот час мир накрывала безумная тьма.
Олег шагал почти вслепую по узким лесным тропкам. Этими маршрутами пользовался он один – только ему было под силу отыскать тайные кривые напряжения и извилистые цепочки призрачных следов. Иногда Олег находил в этих пересекающихся и петляющих линиях убежище, и прогулки превращались в один из способов уйти от безумия. Оно подстерегало его повсюду, готовое вонзить зубы ему в загривок. Если это случится, освободиться от него будет невозможно.
С листьев по-прежнему срывались целые россыпи холодных капель. Они стекали по капюшону и попадали Олегу на лицо. Он утирал их левой рукой. Правая болела. Ощупывая костяшки, которыми бил стену, Олег чувствовал боль. Может быть, повреждения сильней, чем казалось. Но пальцы шевелятся, не встречая никаких препятствий. При переломах так не бывает. Вынув молоток, он сжал рукоять, взмахнул пару раз.
Нормально. Главное, переломов нет. Олег спрятал свое оружие обратно.
К подножию холма он вышел через пять-шесть минут и посмотрел на громаду особняка. Казалось, тот стал больше размером. Стены, перекрытия, окна, лестница, колонны – все будто пришло в движение, изменяя геометрию здания. Словно великан, сто лет сидевший на корточках и окаменевший без движения, пробовал подняться.
