Позвоню, — решилась, некстати раззевавшись. Положила зеркальце в ящик стола и прилегла на стол — пока нет Макрухина и посетителей, можно немного поспать. Это эмоции ее сморили. Еще бы, такие перемены в ее жизни грядут!
Она заснула не услышав трели телефонов, не почувствовав как выписанный чек на тридцать тысяч долларов превратился в пепел.
Макрухин вернулся довольный — налоговая, оказывается, перепутала здания и агентства, и после проверки документов и тщательного фейсконтроля, наконец ретировалась. Обошлось.
На радостях Семен не стал пенять Валентине за сон на рабочем месте, только грянул весело:
— Подъем!! — и поспешил в свой кабинет, не дождавшись реакции. Телефон зазвонил, и мужчина на ходу приложил трубку к уху, глянув на вызываемый его номер: Энеску не тот человек, которому можно перезвонить или попросить подождать:
— Слушаю вас.
— Я хотел узнать о результатах моего дела, господин Макрухин.
— Как вам сказать, господин Энеску?
— Прямо.
— Пока результатов нет, но работу ведем, дело движется.
— Значит, вы согласились им заниматься?
— Э-э-э…Да.
— Сколько вам нужно времени?
— Понятия не имею. Возможно месяц, возможно полгода. Вы задали мне сложную задачу.
— Вы сами создали имидж агентству как способному творить чудеса.
— Какие уж чудеса — рутинная, кропотливая работа.
— Не прибедняйтесь. Хорошо, я даю вам месяц и позвоню вновь, если надо — прилечу.
— Не желаете больше задерживаться?
— Дела. Я пришлю своего юриста. Он оформит с вами надлежащие документы. До свидания. И держите меня в курсе.
— Договорились.
Телефон смолк. Семен присел на стол, улыбнувшись: что ж, часть денег он все же у Энеску выхлопотал. И на том спасибо, а там, может, еще Багира объявится, остальное забрать поможет. Ох, и высечет он ее!
И ослабил галстук — жарко стало и приятно от воспоминаний, с каким наслаждением она высекла его много лет назад, перед самым расставанием, как царапалась и кусалась, когда он ее брал в первый раз, как ненавидела и в то же время не отказывала. Глупая была, дурочка-девочка, такую удержать ему было просто: то припугнул, то надавил. Ах, как она нервничала, а потом дала волю фантазии и превратила ночи в баталии. Незабываемое время, неповторимые ощущения.
Макрухин провел по своей щеке, вспоминая, какие полосы оставили ее ногти после одной из таких ночей. Горяча девка, ой, горяча.
Может в надежде, что когда-нибудь все вернется, он ее и держал?
Тут позвонил Чигинцев и подпортил настроение:
— Твоих людей нашли. Трупы. Машина на переезде у Звягинцево, в двухстах километрах от Селезневки. Люди Нур-Хайли постарались. Квиты, Семен. Я с этим сам разберусь, а ты отдыхай. Пока.
Трубка выпала из рук Макрухина: вот и все…
Бройслав посмотрел на телефон и приказал Гарику:
— Готовь самолет. Загостились.
— На вечер?
— Да.
— Я полечу другим рейсом, иначе Ивана и эту нам не вывезти.
— Хорошо. Вылетайте раньше. Сегодня. Я прилечу завтра, прямым рейсом, чтоб избежать лишнего любопытства, а вы через Хитроу летите на Бромму и домой.
— Договорились.
— Как транспортировать собрались?
— Пока не знаю.
— Гробы, — выдал Бройслав после минутного раздумья. — Оформи, как своих родственников, и отправляй с личным сопровождением. Ребятам дай задание подготовить другие паспорта и пусть ждут в Хитроу. Чтоб не возникло трудностей, запиши их на мою фамилию.
Гарик с некоторым удивлением глянул на мужчину и лишь головой покачал:
— Рискуешь. Девке, понятно, я не завидую…
— Зато хлопот меньше. В Англии.
— Сомнительно. Здесь их будет предостаточно.
— А ты не жадничай, плати без разговоров, и документы оформят в рекордные сроки — Россию не знаешь? Работайте, — встал с кресла. — Пройдусь, попрощаюсь с Москвой. Сувениры твоей маме куплю да развеюсь.
— Расстроился?
— Из-за чего?
— Ты знаешь.
— Гарик, не начинай. Я все равно ее найду, будь уверен. Другое дело, хотелось бы раньше, чем позже.
— И женишься?
— Женюсь.
— Что ж на Гдане или Дженни не женился? Они почти точь в точь портрет твоей иллюзии.
— Почти. У портрета еще характер есть. И душа.
— У портрета?
— Да, Гарик! У портрета есть глаза, они мыслят, чувствуют, рассказывают о ней. Я почти точно знаю, какая она.
— Ты бы лучше паспортные данные узнал, — проворчал Фомин.
— Извини, — улыбнулся Бройслав. — Как встретимся, узнаю… Видишь ли, друг мой, паспорта, визы, гражданства — всего лишь статус, бумага, а мы связаны вне и вопреки им. Душой.
— На маниакальный синдром похоже.
— Каждый человек по-своему ненормален. Почитай Фрейда.
— Спасибо, я что-нибудь из классиков лучше осилю.
— Он тоже классик.
— Но не для меня. Ладно, твоя блажь, твое дело. Пойду я, управиться бы к вечеру с «трупами».
— Постарайся. Ивана опасно оставлять.
— Да и куклу эту тоже. Кстати, я в глубоких сомнениях о ее перспективности. Хлопот она нам прибавит, без сомнений, а будет ли толк от нее — вопрос. Что Иван, что Витислав, одно говорят — девка-бестия, та еще.
— Себя по молодости вспомни, — улыбнулся Энеску.
— Я, это я, а она совсем другое.
— В крайнем случае, сдадим ее. Не проблема.
— Проще убрать.
— Тоже вариант, — согласился Бройслав. — Но спешить не стоит. Возможно, ребята преувеличивают. Женщина в любом случае — женщина, и найти к ней ключик всегда можно. Запросы у них однотипные — дадим, что хочет она, и получим, что хотим мы. Что с досье?
— Обрабатываем. Дома отдам. На почту скинуть проще, чем светиться с документами здесь.
— Хорошо. К моему приезду приготовь, и не сильно дави на девчонку. Не переусердствуй, она нам пока нужна, не забывай. Нежно с ней, ласково, а если не проймет, тогда в садиста поиграешь.
— Ок, — вздохнул Фомин. Он бы вообще с ней связываться не стал, тем более, играть.
Макрухин пятый раз нажал кнопку селектора, но Валя словно оглохла. Пришлось идти в приемную, чтобы уже не просить, а приказать ни с кем его не связывать. Нет его, умер часа на два — на время панихиды в тишине кабинета по новопреставленной рабе Елене.
Но панихиду, оказывается, придется по двум его служащим заказывать — Валентина умерла. Это дошло до Макрухина минут через пять тупого рассматривания застывшего лица и тела, и столько же ушло на обдумывание причины и следствия скоропостижной смерти молодой секретарши. У него отчего-то не было сомнений, что это дело рук Энеску, но ни улик, ни фактов, понятно, не было, а интуиция хороша лишь для личного пользования.
