– И что там было написано? – спросил Паша. – На этой последней странице?
– На самой последней странице было написано: «…сбереги нас от зла, сбереги, никогда не касайся этого, никогда не смотри…».
– Ясно, – сказал Паша. – Я уже устал от этих сказок. Сейчас достану мобильник и позвоню друзьям…
– Бесполезно, – сказал я. – Я пробовал. Сети нет. Тут же все умерло. Так что спрячь свою трубу до лучших дней.
– Мы думаем отсюда выбираться? – спросила Тоска.
– Это вопрос чрезвычайно интересный… – начал я.
На занавес что-то упало.
– Что это? – зашипела сбоку Тоска.
– Тихо! – громко зашептал я. – Тишина.
По накрывшему оркестровую яму занавесу кто-то шагал. Занавес прогибался под этими шагами, но не сильно, шагавший весил не очень много. Я принялся доставать из рюкзака свой томагавк и чуть не вывихнул себе плечо. Шаги прошли надо мной, потом над Тоской.
– Он остановился рядом! – в ужасе зашептал Паша. – Он стоит совсем рядом, я слышу, как от него пахнет…
– Чем? – спросила Тоска.
– Он… оно, кажется, нюхает! – продолжал Паша. – Оно вынюхивает!
Паша замолчал, и снова стало тихо. Я слышал, как стучит сердце и бежит кровь, как она бьется мне в виски. И мне тоже было страшно. Потому что мне показалось, что я тоже слышу запах. Непонятный, я так и не мог определить, что именно это за запах. Но то, что запах нехороший, я понял сразу.
Вообще, запах – один из основных признаков того, что происходит что-то неладное. Любое появление дурного постороннего запаха в тех местах, где его быть не может, должно вас насторожить. Потому что зло пахнет скверно.
– Он меня щупает, – захныкал Паша. – Он трогает меня!
Я не удержался и сказал:
– Не дергайся, Паша, наверное, ты ему просто нравишься. Он сейчас тебя пощупает немножко и успокоится.
– Сам не дергайся! – крикнул Паша. – Баран…
И дернулся. Послышался звук падающих музыкальных инструментов, бубен покатился, звякнули тарелки, и еще какой-то свист послышался. Негромкий, но тем не менее весьма отчетливый. Потом свист стих, и напряжение на занавесе исчезло.
– Он меня отпустил! – крикнул Паша. – Он куда-то подевался…
– Так всегда бывает, Паша, – успокоил его я. – Сначала нюхает, потом цапает, а потом бац – и смылся в кусты. У тебя, Паша, кстати, брат есть?
– Ну, есть… – попался Паша.
– Тогда тебе нечего волноваться, он вступится за твою честь.
Тоска обидно захохотала, а Паша рассвирепел и попытался меня достать через занавес. Но не получилось.
– Обычно любой призрак хочет лишь одного, – сказал я и принялся повторно пытаться вытащить из-за спины топорик. – И Паровозов, как типичный призрак, тоже хочет лишь одного…
– С чего ты взял, что это Паровозов? – спросила Тоска.
– А кто еще? Вряд ли здесь будет призрак Петрова-Водкина[10]. Тут Паровозов. И этот Паровозов хочет…
– Чего? – спросили Тоска и Паша вместе.
– Жертвы, – сказал я. – Обычно призраки мечтают только об одном – о жертве. Достаточно одной жертвы, и он уймется…
– И кто может стать жертвой? – Паша заворочался.
– Я не могу стать, – сказал я. – У меня на плече защитная татуировка, призрак меня не возьмет. Мне ее один индеец сделал, он приезжал на фестиваль народных культур, мы с ним вместе томагавк метали. Тоска знает.
Про томагавк было правдой, про защитную татуировку нет. Кстати, томагавк стоил мне почти целого бивня мамонта, а бивень мамонта я, в свою очередь, выменял на настоящую поддельную саблю с Куликовского поля. А иначе нельзя – если тебе делают столь ценный подарок, нужно ответить чем-то достойным. Вот я и подарил индейцу бивень.
– А я… – начала Тоска.
– А ей я уже давно талисман подарил, – сказал я. – Ее тоже не возьмет. Вот такие дела. Кстати, Паша Воблин, ты знаешь, как призраки выбирают себе жертву?
– Как? – Голос у Паши дрогнул.
– Они ее нюхают. Если ты лег спать и вдруг слышишь, что рядом кто-то потихонечку втягивает воздух, знай, это призрак тебя вынюхивает.
– Уберите этот чертов занавес! – забился Паша.
– Куропяткин! – крикнула Тоска. – Прекрати немедленно! Нам тут еще истерик не хватало!
Я лежа пожал плечами, сбросил все-таки рюкзак, нащупал наконец рукоятку томагавка и вытащил его. Лезвие было достаточно острым, и я в два приема прорезал занавес. Выбрался наружу.
Быстро огляделся. Никого вокруг. Но вмятины на плюше занавеса остались. Сам занавес был большой, он накрыл и сцену, и оркестровую яму, и почти половину зрительного зала. В воздухе кружилась пыль так густо, что можно было рукой рассечь. Или томагавк повесить. Треугольные солнечные лучи пробивались откуда-то сверху, и я подумал, что интересно было бы взглянуть, как устроена тут система светопередачи. Наверняка сделана весьма талантливым инженером. Как и все здесь.
– Эй, Куропяткин, – зашевелилась под занавесом Тоска, – может, все-таки ты собираешься нас отсюда вытащить? А то я в пыли задохнусь…
– Собираюсь, – сказал я. – Если вы не будете вопить, орать и паниковать.
После чего я определил, где под занавесом находится рояль, забрался на него и вырубил в плюше квадрат метр на метр. И из этого квадрата вылезли Тоска и Паша. Тоска протянула мне рюкзак.
– Этот придурок все специально подстроил. – Паша сразу на меня наехал. – Он отцепил занавес, чтобы он на нас свалился! А теперь спасителем хочет выглядеть! Он тут все подстроил! Это ловушка!
– Кто на кого свалился? – Я стал привязывать к рукоятке томагавка шнур. – Ты уточняй…
– Не удивлюсь, если он сюда еще своих приятелей притащил! – орал Паша.
– Тех, что я на острове загрыз? – усмехнулся я.
Тогда этот тип навел на меня свой фотик и цыкнул прямо в лицо фотовспышкой.
Тогда я взял и швырнул томагавк. Паша ойкнул и присел, томагавк просвистел в воздухе и воткнулся в дерево. Попал, как всегда. Лезвие глубоко врубилось в стол, дерево оказалось не бутафорским, настоящим. Я перехватился за веревку и легко вскарабкался на сцену. Вытащил Тоску и Пашу. Хотя Пашу, конечно, следовало оставить.
– Мы с тобой еще разберемся. – Паша кивнул в сторону томагавка. – Ты у меня еще заработаешь. Мой брат, кстати, боксер, первый взрослый разряд. И он не обо мне позаботится, он о тебе позаботится. А пока… пока вы как хотите, а я потихоньку отваливаю…
И Паша направился к выходу из зрительного зала.
– Паша, лучше не надо… – Тоска попробовала схватить Пашу за рукав. – Давай лучше вместе…
– А пускай идет, – сказал я. – Ты его не держи. Ты, Тоска, фильмы ужасов любишь? Любишь, я же знаю. Самая главная ошибка всех героев фильмов ужасов состоит в том, что они расходятся. Одна негритянка идет купаться, другой чувак отправляется свет включать, а какой-нибудь долговязый тип с удивительными часами слышит странный стук… И их чикают поодиночке. Пусть идет, я его родителям на Новый год открытку пришлю…
