Нина, – Дашка-то, бабка твоя, простодырая. Всю жизнь всё всем раздаёт, а коснётся – и похоронить не на что будет. Я всё до копеечки туда сложила. Забери и спрячь, до поры до времени, сама знаешь, какой.
Даша открыла ящик комода и достала довольно-таки увесистую пачку купюр.
– Четыреста восемьдесят тысяч за десять лет, – усмехнулась про себя девушка, – все до копейки.
Она едва сдерживалась, чтоб не разрыдаться.
– Ты, детка, не реви, а то дождь пойдет, и все зрители мои намокнут, – усмехнулась баба Нина.
– А откуда вы знаете? – удивилась Даша.
– Так не первый год, поди, живу. Ты ж с моей Анюткой с измальства дружила. Как обидят тебя, или ударишься больно и расплачешься, так и дождь пойдет и всю ребятню по домам разгонит. Дети они глупые, но наблюдательные, всегда старались играть с тобой так, чтоб ты не плакала. Вот и я приметила. Даша, а Анечка моя ещё не вернулась?
– Не знаю, могу сбегать посмотреть.
– Сбегай, деточка.
Она уже открывала дверь, когда старушка окликнула её:
– Даша, прости меня за всё.
– Да я уже простила, – пожала она плечами, – я думала, вы уже поняли.
Даша вышла за калитку и тут же была атакована старушками:
– Ну, что?
– Умирает она, – девушка тяжело вздохнула.
– Стало быть, помогла святая водичка-то, а? – радостно закричал дед Матвей.
– Умирает она, причем тут водичка? – рявкнула Даша деду, – и ничего весёлого тут нет. А то, что люлей от неё получил, так видать по заслугам. Вы бы пошли к ней. Одной, наверное, страшно умирать, – с мольбою в голосе сказала девушка бабулькам.
Бабки сразу заохали, закачали головами и, не сговариваясь, отодвинув девушку от калитки, гуськом направились в дом к бабе Нине.
Аня ещё не вернулась с работы, и Даша не захотела возвращаться в дом умирающей старушки. Она пошла домой и села на кухне у окна. Девушка сидела и думала, что жизнь порою так несправедлива, а люди ещё несправедливее. Ну почему она так плохо думала о соседке, теперь это останется с ней навсегда и будет грызть изнутри. Со смертью так близко Даша столкнулась в первый раз, и это было очень страшно. Ей очень хотелось плакать, и она держалась из последних сил. На улице уже стемнело, а девушка так и сидела, не шелохнувшись. Домовой шебуршал за печкой и не выходил к ней, видно чуя её настроение. В дверь кто-то постучал, и, не дождавшись ответа, открыл её.
– Даша, – услышала она голос Ани, – ты дома?
– Дома, заходи.
Аня зашла на кухню, включила свет и села напротив подруги.
– Даш, ты не знаешь что случилось? Мы приехали с работы, а в деревне пусто. Ну, я имею в виду, что что-то совсем тоскливо, как будто кто-то умер. И на душе как-то нехорошо.
– Ты у бабушки была?
– А – небрежно отмахнулась Аня, – чего там делать?
– С бабушкой прощаться, умирает она.
– Сегодня умирает, завтра оживает, – ответила подруга, – уже не в первый раз.
– А сегодня в последний, – спокойно ответила Даша, – сегодня моей бабушки нет, и вытаскивать с того света её некому.
– Всё равно не пойду, – надула губы Аня, – как жила, так пусть и помирает.
– Дура ты Анька, если сейчас не пойдёшь, всю жизнь жалеть будешь. Ты же с самого рождения её любимицей была. И не такая она уж и плохая, как мы все думали. И кажется мне, что не раз её добрым словом потом вспоминать будем.
Даша замолчала и уставилась в темное окно, в нём отражалась она сама и Аня. Та внимательно смотрела на неё, будто ожидая чего-то. Но разговаривать Даше совсем не хотелось. Она уже всё сказала, и добавить было нечего. Аня, немного посидев, тяжело вздохнула и тихо сказала:
– Ну, может ты и права. Ладно, пойду я к бабушке, пока не поздно.
Всю ночь Даша не сомкнула глаз, боясь услышать, плачь по умершей. А утром наступило прозрение. А ведь это и было её очередное испытание, о котором предупреждал черный человек.
– Так дело не пойдёт, – громко, на весь дом, заявила Даша самой себе, – если от этих испытаний стали страдать и умирать окружающие меня люди, то это пора заканчивать.
Если некто хочет с ней поговорить и что-то попросить у неё, то так тому и быть. Сегодня же вечером она сама выйдет за околицу и пойдёт искать эту самую поляну с синей тёткой, и узнает, что от неё хотят. В тот самый миг, когда она приняла решение, вдруг в деревне раздался плачь, и девушка поняла, что баба Нина умерла.
Она постаралась продумать все. Убралась в доме, ещё раз почистила курятник, перетащила тяжеленные мешки с кормом в летнюю кухню и сверху поставила глубокую чашку. Вернулась в дом, и, оглядевшись, собрала в рюкзак все свои вещи, а рядом положила телефон. Немного подумав, взяла телефон, проверила зарядку, сунула его в карман куртки и, постояв на пороге дома, сказала:
– Ну, с богом, – закрыла за собой дверь и пошла к Тане.
Дорога к подруге шла мимо двора бабы Нины, и это было самое тяжелое для Даши. Она хотела зайти и попрощаться с соседкой, но вход во двор ей преградил дед Матвей. Он фальшиво рыдал крокодиловыми слёзами и размазывал их по лицу.
– Осиротели мы Дашенька, – говорил он, всхлипывая, – с кем же мне теперь ругаться-то, а? С кем беседовать? Кто же теперь меня кормить будет, потчевать?
– Старый эгоистичный придурок, – зло подумала девушка, а вслух сказала, – дед Матвей, дайте пройти.
Дед утёр в очередной раз слёзы ладонью и сказал:
– А не пустят тебя бабки наши, нечего там лишним делать, они Нинку к похоронам готовят. Сказали никого не пускать, даже Аньку, а значит, и тебя тоже. Но ты не горюй, завтра на похороны приходи, тогда и попрощаешься.
– Завтра? А чего так быстро? – удивилась Даша, – обычно же на третий день.
– А чего тянуть-то. Поп сказал завтра можно, значит завтра и похоронят. И похоронят, и помянут. А мы с тобой давай сегодня помянем рабу божью Нину.
Девушка хотела спросить, был ли у них поп в деревне, а если и был, то что сказал, но дед достал из кармана склянку зелёного стекла без этикетки, и Даша узнала в ней ту самую бутылку, которую ей вчера подсунул в летнике домовой.
– Дед, – спросила девушка, – а ты где эту бутылку взял?
Старик покрутил её в руках и ответил:
– Да шут её знает, где взял. На столе взял, возле Нинкиной кровати, а что?
– А ты хоть в курсе, что
