«Где в этом доме спальни? Где спальня Мариуса? Где кухня? Где святилище домашних богов?»
Один из них тихо потрясенно вскрикнул.
«Спален нет».
«Не сомневаюсь что их, нет», – заметила я.
«Еду нам приносят, – взвыл второй мальчик. – Готовую, самую вкусную. Боюсь, однако, что, сами того не зная, мы уже насладились своей последней трапезой».
«Да бросьте вы. Как он обвинит вас в том, что сделала я? Вы же просто дети – а он добр, не так ли? Держите, положите эти страницы ему на стол и прижмите чем-нибудь, чтобы не разлетелись».
«Да, он очень добр, – сказал мальчик. – Но очень строг в том, что касается его привычек».
Я закрыла глаза. Я опять уловила звук, вторжение звука. Он хочет, чтобы я его услышала? Звук казался безличным, как биение сердца во сне или журчание воды в фонтанах.
Я подошла к большому красивому дивану, обитому тонким шелком с персидским узором. Он был очень широким и, несмотря на то что его старательно расправили, хранил отпечаток мужского тела. На нем лежала подушка, взбитая, свежая, но я заметила вмятину от головы – там, где лежал мужчина.
«Он здесь отдыхает?»
Мальчики, взмахнув кудрями, вскочили на ноги.
«Да, госпожа, это его диван, – сказал тот, что поразговорчивее. – Пожалуйста, прошу вас, не трогайте. Он лежит на нем часами и читает. Госпожа, ну пожалуйста! Он особенно настаивает, чтобы мы как-нибудь в его отсутствие, играючи, не легли на этот диван, хотя во всех остальных отношениях мы вольны делать что хотим».
«Он узнает, даже если вы просто дотронетесь!» – впервые подал голос второй мальчик.
«Я собираюсь на нем поспать, – сказала я. Я легла и закрыла глаза, потом перевернулась на бок и подтянула колени. – Я устала и хочу всего лишь поспать. Впервые за долгое время я чувствую себя в безопасности».
«Неужели?» – спросил мальчик.
«Идите сюда, ложитесь рядом. Принесите себе подушки, чтобы он сначала увидел меня, а потом – вас. Он хорошо меня знает. Где бумаги, которые я принесла, – да, на столе, по ним он поймет, зачем я пришла. Все изменилось. От меня что-то требуется. У меня нет выбора. И нет дороги домой. Мариус поймет. Я пришла к нему для зашиты, пришла, чтобы быть как можно ближе к нему».
Я положила голову на подушку, прямо на отпечаток его головы. И глубоко вдохнула.
«Ветер здесь как музыка, – прошептала я, – слышите?»
Я уснула глубоким сном, сном усталости, и выспалась за все эти дни и ночи. Должно быть, прошло несколько часов. Внезапно я пробудилась. Небо побагровело. Рабы калачиком свернулись у дивана, прямо на полу, как маленькие испуганные зверьки.
Я опять услышала звук, отчетливую пульсацию. Почему-то мне вспомнилось, как в детстве я часто прижималась ухом к груди моего отца. И, услышав биение сердца, я его целовала. Его всегда радовал мой порыв.
Я поднялась, осознав, что еще не до конца проснулась, но это мне не снится. Я нахожусь на прекрасной вилле Мариуса в Антиохии.
Мраморные комнаты переходили одна в другую.
Я дошла до конца, до каменной комнаты. Двери оказались слишком тяжелы. Но внезапно они бесшумно распахнулись, как будто их толкнули изнутри.
Я вошла в величественные покои. Передо мной выросла новая пара дверей. Тоже каменных. Они, должно быть, вели на лестницу, так как дом заканчивался как раз за ними.
Неожиданно и эти двери открылись, как будто отпустили пружину!
Внизу было светло.
За порогом двери располагалась лестница. Из белого мрамора, совсем новая, не истертая ничьими ногами. Все ступени очень гладкие и чистые.
Внизу мягко горели огни, отбрасывая на лестницу причудливые тени.
Здесь звук усиливался. Я закрыла глаза. Вот бы весь мир состоял из этих гладких покоев, в которых объяснялось бы существование всего на свете.
Внезапно послышался крик:
«Госпожа Пандора!»
Я развернулась.
«Пандора, он перелез через стену!»
Мальчики с воплями помчались по дому, вторя крику Флавия:
«Госпожа Пандора!»
Прямо передо мной выросла темнота, она опустилась на меня, отбросив в сторону беспомощных, умоляющих мальчиков. Меня едва не столкнули с лестницы.
Потом я поняла, что нахожусь в лапах обгорелой твари. Я опустила глаза и увидела удерживающую меня черную морщинистую руку, сморщенную, словно старая кожа. В ноздри ударил резкий запах. Я заметила чудовищно тощую, иссохшую ногу, прикрытую чистой тканью.
«Мальчики, несите лампы, поджигайте его! – заорала я. Я отчаянно сопротивлялась, оттаскивая нас обоих подальше от лестницы, но так и не могла высвободиться. – Мальчики, лампы внизу!»
Мальчики цеплялись друг за друга.
«Я тебя поймал!» – нежно произнесло существо прямо мне в ухо.
«Нет, не поймал! – сказала я и резко ударила его правым локтем. Он потерял равновесие и с трудом удержался от падения. Но меня не выпустил. В полумраке сверкнула белая туника, он снова обхватил мои руки, практически лишив меня возможности сопротивляться.
«Мальчики, внизу лампы, в них полно масла! – кричала я. – Флавий!»
Существо сжимало меня, как гигантская змея. Я задыхалась.
«Нам нельзя спускаться!» – крикнул один мальчик.
«Не позволено», – добавил второй.
Существо засмеялось мне в ухо низким, глубоким смехом.
«Не каждый одержим такой тягой к бунтарству, как ты, красавица, перехитрившая своего брата на ступенях храма».
Меня потрясло, что столь чистый, четкий голос исходит из тела, сгоревшего до такой степени, что в нем не осталось никакой надежды на жизнь. Я смотрела, как по моей руке двигаются черные пальцы. Потом до моей шеи дотронулось что-то холодное. Я почувствовала, как мне протыкают кожу. Его клыки.
«Нет!» – вскричала я. Я резко дернулась и навалилась на него всем телом – он снова пошатнулся, но не упал.
«Прекрати, сука, а то я тебя убью».
«Что же не убиваешь?» – спросила я. Я вывернулась, чтобы посмотреть ему в лило. Лицо иссушенного пустыней старого трупа, сгоревшее дочерна, с гребешком носа и изогнутыми губами, не способными сомкнуться над белыми зубами, – и два обнаженных клыка.
Его глаза налились кровью, как у Мариуса. На голове – красивая копна черных волос, очень густых, чистых, как будто они выскакивали из-под кожи, обновляясь словно по волшебству.
«Да, – уверенно сказал он. – Все так и было. И очень скоро я получу кровь, которая обновит меня целиком! Я перестану быть мерзким чудовищем, которое ты видишь перед собой. Я стану таким, каким был, пока дураки египтяне не выставили ее на солнце!»
«Хм-м-м, так она сдержала обещание, – сказала я. – Ушла навстречу лучам Амон-Ра, чтобы вы все сгорели».
«Что ты об этом знаешь? За тысячу лет она ни разу не пошевелилась, не заговорила. Когда сдвинули сдерживавшие ее камни, я был уже стар. Она не могла бы уйти на солнце. Она – это великий и священный флакон крови, возведенный на престол источник силы, вот и все, – и я получу ту кровь, которую твой Мариус украл из Египта».
