— Если над этим поразмыслить, — сказал Эф, — то они, в сущности, мало чем от нас отличаются, на сегодняшний-то день.
— Разве что таскают с собой свинец, а должны были бы орудовать серебром, — заметила Нора. Ее пальцы скользнули в ладонь Эфа. — Жаль, что мы не предупредили их.
— Вот как раз когда я попытался предупредить людей, мне и пришлось стать беглецом, — сказал Эф.
Нора и Эф первыми вошли на борт усопшего самолета, после того как бойцы спецназа обнаружили там явно мертвых пассажиров. Потом было осознание странного факта, что трупы пассажиров не разлагаются естественным образом; к этому добавилось исчезновение большого, похожего на гроб ящика, случившееся во время солнечного затмения, — вот тогда-то Эф и убедился, что они стоят перед лицом эпидемиологического кризиса, который невозможно объяснить нормальными медицинскими и научными причинами. Эф с большой неохотой пришел к такому выводу, но все-таки пришел, после чего смог воспринять и откровения этого ломбардщика, Сетракяна, и страшную правду, скрывающуюся за новоявленной чумой. Отчаянное желание Эфа предупредить мир об истинной природе болезни — о вампирском вирусе, который предательским образом распространился в Нью-Йорке и уже начал атаку на пригороды, — привело к его разрыву с Центром по контролю и профилактике заболеваний, и ЦКПЗ попытался заткнуть ему рот, сфабриковав обвинение в убийстве человека. С того момента Эфраим Гудуэдер стал беглецом. Он взглянул на Фета.
— Машина загружена?
— Все готово. Можно ехать.
Эф сжал пальцы Норы. Она не хотела его отпускать.
Сверху донесся голос Сетракяна. Он шел со стороны винтовой лестницы, расположенной в конце торгового зала.
— Василий! Эфраим! Нора!
— Мы внизу, профессор, — ответила Нора.
— К нам кто-то приближается.
— Вряд ли. Мы только что от них избавились. Борцы за бдительность. Причем хорошо вооруженные.
— Я не имею в виду людей, — сказал Сетракян. — И я не могу найти юного Зака.
Дверь спальни с треском распахнулась. Зак повернулся. В комнату влетел папа с таким видом, будто готов был тут же вступить в драку.
— Боже мой, пап, ты что? — Зак приподнялся, садясь в своем спальном мешке.
Эф оглядел комнату.
— Сетракян сказал, что заглянул сюда — просто спокойствия ради, — но тебя не было.
— Уф-ф-ф… — Зак демонстративно потер глаза. — Должно быть, он не заметил меня на полу.
— Ну да. Возможно.
Эф долгим взглядом посмотрел на Зака. Он, конечно, не поверил объяснению, однако на уме у него явно было что-то другое, что-то более важное, чем обличение сына во лжи. Эф обошел комнату, проверил зарешеченное окно. Зак сразу отметил — одну руку папа держал за спиной, причем двигался так, чтобы Зак не увидел, что он там прячет.
Следом за папой в комнату ворвалась Нора. Увидев Зака, она остановилась.
— В чем дело? — спросил Зак, поднимаясь на ноги.
Папа ободряюще кивнул и улыбнулся, но улыбка набежала на его лицо как-то очень уж быстро, и это была просто улыбка, движение губ, в глазах никакой живости, совсем никакой.
— Просто осматриваем дом. Жди здесь, хорошо? Я скоро вернусь.
Эф вышел из комнаты, умудрившись сделать это так, что штуковина за его спиной осталась спрятанной. Зак задумался: что же от него скрывают? Ту самую щелк-пыхалку или какой-нибудь серебряный меч?
— Никуда не уходи, — сказала Нора и закрыла за собой дверь.
Зак терялся в догадках — что же они здесь искали? Мальчик уже слышал, как мама упоминала имя Норы, — это было, когда родители в очередной раз поругались. Ну, не то чтобы поругались — они ведь тогда уже разошлись, — скорее, поговорили на повышенных тонах. И еще Зак видел, как папа с Норой поцеловались — как раз перед тем, как папа оставил его, Зака, с Норой и отправился куда-то в компании Фета и господина Сетракяна. И все время, пока они отсутствовали, Нора была очень напряжена и озабочена. А когда они вернулись — все изменилось. Папа был такой сникший, такой подавленный — Зак ни за что не пожелал бы снова увидеть его в этом состоянии. А господин Сетракян вернулся больным.
Впоследствии, подглядывая за ними, Зак уловил обрывки разговоров, но из того, что он услышал, цельная картина никак не складывалась.
Что-то такое о «владыке».
Что-то о солнечном свете и о том, что «уничтожить» кого-то там не удалось. Что-то о «конце света».
Зак стоял в одиночестве посреди опустевшей комнаты, дивясь всем этим тайнам, вихрящимся вокруг него, и вдруг в нескольких зеркалах, висевших на стене, он уловил некое смутное движение. Что-то вроде смазанной картинки, или визуальной вибрации, если такое вообще бывает. Что-то, что, по идее, должно быть сфокусированным, но в стеклянном отражении получилось расплывчатым и нечетким.
Что-то за его окном.
Зак медленно повернул голову, потом резко обернулся всем телом.
Там, непостижимым образом распластавшись по внешней стене здания, висела она. Ее тело было каким-то изломанным, даже вывихнутым, глаза красные, широко распахнутые, обжигающие. Волосы, уже тонкие и бледные, наполовину выпали; учительская блузка на одном плече зияла прорехой; обнажившаяся плоть была вымазана грязью. Мускулы шеи раздулись и деформировались; под кожей щек и лба извивались кровяные черви.
Мама.
Она пришла. Зак и так знал, что она придет.
Инстинктивно Зак шагнул навстречу маме. Затем он увидел, как изменилось выражение ее лица — гримаса боли на нем вдруг уступила место жуткой мрачности, которую иначе как демонической и не назовешь.
Мама заметила решетку.
В то же мгновение у нее отвалилась челюсть — буквально отвалилась, как на том видео, — и откуда-то из глубины рта, из-под того места, где раньше был язык, выстрелило жало. С треском и звоном оно пробило оконное стекло и стало проталкиваться сквозь проделанное отверстие. Длины в нем было метра два, на кончике оно сходилось в конус, и, когда жало выщелкнулось до конца, этот кончик остановился всего в нескольких сантиметрах от шеи Зака.
Зак окаменел. Его астматические легкие смыкнулись, он даже вдоха сделать не мог.
На конце мясистого отростка было сложное двузубое разветвление, оно подрагивало и извивалось, словно выкапывая что-то в воздухе. Зак по-прежнему стоял как привинченный. Жало расслабилось, и мама, небрежно мотнув головой, быстро втянула его в рот. Затем Келли Гудуэдер пробила головой окно — осколки со звоном посыпались вниз — и стала протискиваться в свободную от стекла панель. Ей нужно было выиграть всего десяток сантиметров, чтобы жало дотянулось до Зака, и тогда она смогла бы преподнести Владыке своего Самого Любимого.
А еще Зак не мог сдвинуться с места из-за глаз — красных, с черными точками посередине. Он мучительно, до головокружения пытался найти в этом существе хоть какое-то сходство с мамой.
Неужели она мертва, как говорил папа? Или все-таки жива?
Она ушла навсегда? Или она была здесь — прямо здесь, в этой комнате, с ним рядом?
Была ли она по-прежнему ЕГО мамой? Или уже принадлежала кому-то еще?
Отчаянно пытаясь достроить мостик между ее жалом и телом мальчика, Келли Гудуэдер — с жутким стоном истираемой плоти и хрустом костей — стала протискивать голову меж железных прутьев решетки, как змея, пытающаяся проникнуть в кроличью нору. Челюсть ее снова отвалилась, а пылающие глаза выбрали цель на горле Зака — место чуть повыше кадыка.
В спальню бегом вернулся Эф. Он увидел, что Зак стоит не шевелясь и тупо смотрит на Келли, а вампирша проталкивает голову меж железных прутьев, готовясь нанести удар.
— НЕТ! — заорал Эф. Выхватив из-за спины меч с серебряным лезвием, он в один прыжок оказался между Келли и Заком.
Следом за Эфом в комнату примчалась Нора, включая на ходу лампу черного света. Послышалось низкое гудение — казалось, само жесткое ультрафиолетовое излучение испускает этот звук. Вид Келли Гудуэдер — этого совращенного человеческого существа, матери-монстра — заставил Нору содрогнуться от отвращения, но она не сбавила ход — лишь выставила перед собой руку с источником света, смертоносного для вирусов.
Эф также приблизился к Келли, к ее ужасному жалу. Запавшие глаза вампирши сверкали звериной яростью.
— ПРОЧЬ! УХОДИ! — прорычал Эф так, как если бы перед ним было какое-нибудь дикое животное, пытающееся забраться в дом, чтобы поживиться отбросами.
Он нацелил меч острием на Келли и ринулся к окну.
Бросив на сына последний, мучительно жадный взгляд, Келли отпрянула от оконной клетки, так чтобы лезвие не дотянулось до нее, а потом метнулась прочь по внешней стене здания.
Нора поместила лампу внутрь оконной клетки, установив ее на двух пересекающихся прутьях таким образом, чтобы убийственный свет падал на разбитую панель, — это должно было удержать Келли от возвращения.
