всё равно иногда встречается, – сказал Гриша, – к тому же, вампиры сами не размножаются. Так что об эволюции тут говорить не приходится. Это тупиковая ветвь.
Аня взяла стул и села напротив Гриши, в противоположном конце комнаты.
– Мне всё равно эта идея нравится, – сказала она уверенно, – вечная жизнь! Кстати, ты мне так и не сказал, что там насчёт секса? – вдруг вспомнила она.
– Сексом мы можем заниматься, – сказал Гриша, – но с тобой не будем.
– Почему? – обиделась Аня, – не то чтобы я собиралась, но почему так категорично?
– Потому что я либо потеряю контроль над собой и убью тебя, либо тебе придётся наесться чеснока и тогда плохо будет мне, – сказал Гриша, – в любом случае, это не наш вариант.
– А что, вампиры могут и с людьми, и друг с другом? – спросила Аня, её эта тема видно особенно сильно интересовала.
– Да, – ответил Гриша, – могут и так и так, если не с амброзией, как в твоём случае, но это вообще редкость. Ну и голодным быть не желательно, а то тоже можно переборщить. В общем, дело не безопасное, но возможное.
– Интересно! – Аня задумалась.
– Ты главное аналогий с «Сумерками» не проводи, – на всякий случай сказал Гриша, – жизнь сложнее.
– Да я и не проводила, – отмахнулась Аня, хотя по ней сразу было видно, что проводила.
– Нам нужно придумать, как жить дальше, – сказал Гриша, – просто так это продолжаться не может. Нужен какой-то выход. Ты снимаешь квартиру? – спросил он, и Аня кивнула, – тогда всё просто. Тебе лучше переехать. Поскольку я являюсь причиной переезда, то приму посильное участие, помогу, чем смогу. И деньгами, хотя у меня с ними и туговато…
– Э, э, э, э, погоди меня прогонять, – возмутилась Аня, – мы ещё ничего не решили.
– Ты пойми, – Гриша вздохнул, – это для твоей же безопасности. Неровён час, я сорвусь и тебя сожру. И сама погибнешь, и меня за это ликвидируют, потому что я на месте жительства напортачил.
– Фи, как грубо, «сожру»! Мог бы сказать «скушаю», или хотя бы «съем», – сказала Аня и слегка улыбнулась.
– Это сути не меняет. Поверь, так будет лучше для нас двоих, – сказал Гриша.
– Не нужно решать за меня, что мне будет лучше. Я вот склоняюсь к вечной жизни, – сказала Аня.
– Ты больше никогда не сможешь загорать! – Гриша решил зайти с козырей.
Аня выпучила на него глаза. Эта новость явилась для неё потрясением.
– Включая солярий, – решил добить её Гриша.
– И на улицу днём будет нельзя? – спросила Аня.
– Только в очень пасмурную погоду. Зимой легче, дни короткие. Но вот летом да, приходится прятаться, – сказал Гриша.
– И что, никто этого не замечает, что часть людей не выходит днём на улицу? А как же работа, на что вы живёте? – спросила Аня.
– Я в метро работаю, – сказал Гриша.
– Супер! – оживилась Аня, – это ты здорово придумал! Многие из ваших до этого догадались?
– Наши метро и изобрели, специально для вампиров. Это основное место работы для нашего брата, – сказал Гриша.
– И что, людей там вообще нет? – потрясённо спросила Аня.
– Почему нет? Полно! – сказал Гриша, – мы стараемся нигде особо не кучковаться, чтобы не привлекать внимание одинаковой моделью поведения. Если все сотрудники метрополитена не будут выходить на улицу при свете дня, это будет бросаться в глаза. В этом и смысл ограничивать популяцию вампиров. Чтобы мы оставались незаметными.
Аня задумалась.
– А что если ты обратишь меня незаметно? Я же сама тебя прошу! Мы никому об этом не скажем. Будем держать в тайне. А если кто узнает, я тебя не выдам. Придумаем легенду, как меня обратил кто-то другой, – предложила Аня.
– Ты вот всё время говоришь «МЫ», – удивился Гриша, – наверное, до сих пор рассуждаешь категориями «Сумерек». Мы даже толком не знакомы. Ты уверена, что сможешь со мной жить? Может я невыносимый в быту?
– Это меня бы не удивило! – усмехнулась Аня, – но ведь мы всегда можем договориться, живые же люди!.. Или нет? Ну не в этом дело. Всё решаемо. А вдруг, я изменю твою жизнь к лучшему? Ты, вот, доволен тем, как ты живёшь?
Гриша замешкался, но для неё это явилось отрицательным ответом. Хотя он, потому и замешкался, что был не доволен, но сознаваться в этом не хотелось.
– Вот видишь? – торжествующе сказала Аня, – меня тебе сам бог послал… или кому вы там поклоняетесь? Дракуле?
– Да не поклоняемся мы никому, – раздражённо сказал Гриша.
– Ладно! – решительно сказала Аня, – утро вечера мудренее… хотя у вас, наверное, всё наоборот… да, многое нужно будет переосмысливать в новой жизни…
– Я разве согласился тебя обратить? – удивился Гриша.
– Нам обоим нужно всё это переварить. Давай, завтра вечером встретимся, в это же время. Ты окно заранее открой, я опять поем салатика чесночного и вот так же, как сейчас, продолжим наш разговор. Нужно всё обдумать. Как говорится, переспать с этой мыслью. Ну что, согласен? – с нажимом спросила Аня.
– Согласен, – устало сказал Гриша.
Выбора у него не было. Вопрос с амброзией пока был не закрыт. Может быть, она до завтра взвесит всё и поймёт, что это очень плохая идея. И они выберут наиболее безболезненный для них вариант – её переезд отсюда.
– Ты знаешь соседа из дальней квартиры? Здоровяк такой? – спросила Аня.
– Вижу иногда, но не часто, – сказал Гриша.
– Если спросит, скажи, что мы дружим, но поругались. Он вышел, когда я кричала, пришлось выкручиваться. Несла первое, что придёт в голову. Получилось так себе, но он вроде поверил. Я не очень была похожа на жертву, – сказала Аня.
– А зачем же ты сразу врать начала? – удивился Гриша, – я же, по сути, на тебя напал! Ну, почти.
– Я сразу поняла кто ты! То, как ты выглядел, сыграть невозможно. Слишком это было реалистично. И я решила, что мы найдём общий язык. И, как видишь, не ошиблась! – гордо сказала Аня.
– Да? – удивился Гриша, – мы нашли общий язык?
– А ты что? Не заметил? Мы с тобой уже сколько болтаем? Причём, как старые друзья! Ладно, до завтра. А то мне на работу рано вставать. Целоваться не будем, а то вдруг кому-то из нас станет плохо, да? – она ему лукаво подмигнула и быстро ушла к себе.
Гриша выдохнул. Основная надежда у него была на то, что когда она «переспит с этой мыслью», как она сказала, то передумает. Потому что в вампирской жизни проблем было предостаточно и, на его взгляд, они перевешивали плюсы, которых было не так уж и много.
Но он ошибался.
Вечером начал судорожно дребезжать