Донна остановилась и повернулась, увлекая за собой Эдуарда.
– Анита, это слишком тяжелая сумка. Пожалуйста, позволь Теду ее понести. – И она добродушно подтолкнула его в мою сторону.
Эдуард направился ко мне. Даже походка у него стала переваливающейся, как будто он много времени проводил в седле или на лодке. А с лица не сходила улыбка Теда, только глаза выглядывали из-под маски. Мертвые глаза, пустые, и любовь не сияла в них. Черт бы его побрал. Он действительно наклонился вперед, и его ладонь стала смыкаться над моими пальцами и ручкой сумки.
– Не смей! – прошипела я, вложив в это слово всю свою злость.
У него чуть округлились глаза, и он знал, что я говорю не только о сумке. Выпрямившись, он обратился к Донне:
– Она от моей помощи отказывается.
Он чуть подчеркнул слово «моей».
Она укоризненно цокнула языком и подошла к нам.
– Ну не будь упрямой, Анита. Пусть Тед тебе поможет.
Я посмотрела на нее, зная, что беспристрастным мое лицо не назовешь, совсем сменить его злое выражение я не могла.
Донна чуть удивленно подняла брови.
– Я тебя чем-нибудь обидела?
Я покачала головой:
– Нет, я на тебя не сержусь.
Она обернулась к Эдуарду:
– Милый Тед, кажется, она на тебя сердится.
– Думаю, ты права. – Глаза у него снова искрились любовью и весельем.
Я попыталась спасти положение:
– Да нет, просто Тед должен был мне сказать о вашей помолвке. Я не люблю сюрпризов.
Донна склонила голову набок, посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом. Хотела было что-то сказать, но передумала.
– Ладно, я постараюсь со своей стороны не преподносить тебе больше сюрпризов.
Она чуть плотнее прижалась к руке Эдуарда, и взгляд ее карих глаз стал чуть менее дружелюбным.
Я поняла, вздохнув, что Донна теперь решила, будто я ревную. Слишком сильной была моя реакция для дружеских и деловых отношений. Я не могла сказать ей, что именно мне не нравится, поэтому и смолчала. Пусть лучше она думает, что у нас с Тедом что-то было, чем узнает правду. Видит Бог, ей предпочтительнее принимать нас за бывших любовников. Она любила не существующего реально человека, даже если и опиралась на самую что ни на есть настоящую руку.
Я крепче сжала ручку сумки и двинулась к выходу, шагая рядом с Донной. Ей было бы неловко, если бы я шла сзади, поэтому я с ними поравнялась. Я и в лучшие времена не слишком умею поддерживать светскую беседу, а сейчас и подавно ничего не приходило в голову, поэтому наше молчание становилось все тягостнее для меня и для Донны. Для нее – потому что она по натуре своей была женщиной общительной. Для меня – потому что я знала, как мучительно для нее такое молчание, и не хотела усугублять неловкость сложившейся ситуации.
Она прервала молчание первой.
– Тед мне говорил, что ты – аниматор и охотник на вампиров.
– Я предпочитаю слово «истребитель», но он прав. – И в отчаянной попытке быть вежливой я спросила: – А чем ты занимаешься?
Она наградила меня ослепительной улыбкой, которая выделила складки с обеих сторон тонких и чуть-чуть напомаженных губ. Я обрадовалась, что на мне нет косметики: может быть, это убедит ее, что я не охочусь за Эдуардом-Тедом.
– У меня магазин в Санта-Фе.
– Она продает аксессуары для экстрасенсов, – добавил Эдуард, улыбнувшись мне поверх ее головы.
Мне стоило труда сохранить невозмутимое выражение лица.
– А какие аксессуары?
– Хрустальные шары, карты таро, книги – в общем, полный набор всего.
Я хотела сказать: «Ты же не экстрасенс», но промолчала. Мне встречались люди, убежденные, что у них есть парапсихический талант, которого на самом деле не было. Если Донна из тех, кто умеет себя обмануть, зачем мне прокалывать этот мыльный пузырь? Поэтому я сказала:
– И в Санта-Фе такие вещи хорошо идут?
– О, у нас было полно лавок вроде моей. «Новый век» в Санта-Фе пошел на ура, но потом налоги на недвижимость взлетели до небес, и почти все новые экстрасенсы переехали дальше в горы, в Таос. За последние лет пять энергия в Санта-Фе поменялась. Она по-прежнему положительна, но в Таосе теперь лучше. Не знаю почему.
Она говорила об «энергии» как об общепризнанном факте и не пыталась объяснять, будто я и так пойму. Она придерживалась общего мнения, что если ты зарабатываешь на жизнь поднятием мертвых, то ты и в других областях тоже экстрасенс. Часто так оно и есть, но не всегда. То, что, по ее словам, является энергией, я называла ощущением места. У некоторых мест есть ощущение, хорошее или плохое, бодрящее или опустошающее. Старая идея genius loci продолжала жить и процветать в новом веке под иным именем.
– А карты ты читаешь? – спросила я. Это был вежливый способ узнать, верит ли она, что у нее есть сила.
– О нет, – ответила Донна. – У меня очень малые способности. Мне бы хотелось читать по картам или хрусталю, но я всего лишь умею их хранить. Мой талант в этой жизни – помогать другим открывать свою силу.
Похоже было на слова психотерапевта, который верит в прошлые жизни. Я достаточно встречала их у могил, чтобы знать этот жаргон.
– Значит, ты не экстрасенс? – спросила я, просто чтобы убедиться, что она это знает.
– Совсем не экстрасенс. – Она мотнула головой, подчеркивая свои слова, и я заметила, что у ее золотых сережек форма египетского креста.
– Вообще-то большинство тех, кто идет в этот бизнес, экстрасенсы.
Она вздохнула:
– Экстрасенс, к которой я сейчас хожу, говорит, что в этой жизни я блокирована, потому что в прошлый раз злоупотребила своим даром. Она говорит, что в следующий раз магия будет мне доступна.
Ей все-таки кажется, что я верю в реинкарнацию и в психотерапию прошедшей жизни – из-за моей профессии. Или же Эдуард-Тед врал ей насчет меня просто ради собственного удовольствия. Однако я не стала говорить, что я христианка и в реинкарнацию не верю. В конце концов, на планете больше религий, верящих в реинкарнацию, чем не верящих. Кто же я такая, чтобы придираться?
И все же я не смогла удержаться от еще одного вопроса:
– А с Тедом вы в прошлой жизни были знакомы?
– Нет, на самом деле его порода для меня новая, хотя Бренда говорит, что его душа очень стара.
– Бренда – это твой экстрасенс?
Она кивнула.
– Насчет старой души я с ней согласна, – сказала я.
Эдуард посмотрел на меня через ее голову так, чтобы она не видела. Взгляд был подозрительным.
– Ты не почувствовала, как он резонирует? Это Бренда так называет. В присутствии Теда у нее в голове будто гудит огромный тяжелый колокол.
«Уж скорее тревожный набат», – подумала я. А вслух сказала:
