– Нет, на самом деле его порода для меня новая, хотя Бренда говорит, что его душа очень стара.
– Бренда – это твой экстрасенс?
Она кивнула.
– Насчет старой души я с ней согласна, – сказала я.
Эдуард посмотрел на меня через ее голову так, чтобы она не видела. Взгляд был подозрительным.
– Ты не почувствовала, как он резонирует? Это Бренда так называет. В присутствии Теда у нее в голове будто гудит огромный тяжелый колокол.
«Уж скорее тревожный набат», – подумала я. А вслух сказала:
– За всю жизнь порой можно обременить свою душу.
Она с досадой посмотрела на меня. Донна не была глупа, в ее карих глазах светился разум, но она была наивна. Донна хотела верить, поэтому и становилась легкой добычей лжецов определенного толка – вроде экстрасенсов и таких мужчин, как Эдуард, которые выдают себя за других.
– Я бы хотела до отъезда познакомиться с Брендой, – сказала я.
Эдуард вытаращил глаза, пока Донна его не видела.
А Донна довольно улыбнулась.
– Я с удовольствием вас познакомлю. Она никогда в жизни не видела аниматора и будет на седьмом небе от счастья.
– Это точно, – согласилась я. Я хотела увидеть Бренду и убедиться, действительно она экстрасенс или просто шарлатанка. Если она заявляет о способностях, которыми не обладает, то я разоблачу ее за такое преступное деяние. Терпеть не могу, когда самозваные экстрасенсы злоупотребляют доверием людей. Меня всегда удивляет, сколько жуликов умудряются процветать, когда вокруг полно настоящих талантов.
Мы проходили мимо ресторана, отделанного синими и темными плитками с цветочками вроде маргариток. На одной стене была фреска, изображающая испанских конкистадоров и индейцев в набедренных повязках. Я несла сумку достаточно легко – сказались тренировки со штангой.
У стены стояли таксофоны.
– Давай-ка я еще раз попробую позвонить детям, – сказала Донна, поцеловала Эдуарда в щеку и пошла к таксофонам, прежде чем до меня дошло.
– Детям? – спросила я.
– Да, – ответил он, тщательно выбирая интонацию.
– Сколько?
– Двое.
– Возраст?
– Мальчику четырнадцать, девочке шесть.
– А где отец?
– Донна вдова.
Я посмотрела на него, и взгляда было достаточно.
– Нет, это не моя работа. Она овдовела до нашего знакомства.
Я шагнула к нему, повернулась так, чтобы Донна не видела моего лица.
– Что за игру ты затеял, Эдуард? У нее дети, и она в тебя так влюблена, что у меня слова в глотке застревают. Что ты о себе думаешь?
– Донна и Тед встречаются около двух лет. Они любовники. Она ожидала от него предложения, и потому он его сделал.
На лице Теда блуждала улыбка, но голос был абсолютно деловым и лишенным эмоций.
– Ты говоришь так, будто Тед – это кто-то другой, Эдуард.
– Тебе уже надо называть меня Тедом, Анита. Я тебя знаю: если ты не выработаешь привычку, то забудешь.
Я шагнула к нему, понизив голос до яростного шепота:
– Хрен с ним, с именем! Он – это ты, и ты помолвлен. Ты собираешься на ней жениться?
Он едва заметно пожал плечами.
– Черт побери, – сказала я. – Это невозможно! Ты не можешь жениться на этой женщине!
Он расплылся в улыбке, обошел меня и протянул руки к Донне. Поцеловав ее, он спросил:
– Как там ребята?
Он обнял ее за плечи, повернув ко мне спиной. У него было спокойное лицо Теда, но глаза предупреждали меня: «Не перегибай палку». Почему-то это было для него важно.
Донна повернулась ко мне, и я изо всех сил придала лицу спокойное выражение.
– О чем это вы так горячо шептались?
– О деле, – сказал Эдуард.
– Фи, – скривилась Донна.
Я приподняла брови, глядя на Эдуарда. «Фи»? Самый опасный человек из всех, кого я знаю, помолвлен с женщиной, которая способна сказать «фи». Жуть какая-то.
Тут Донна вытаращила глаза:
– А где твоя сумочка? В самолете забыла?
– Я ее с собой не взяла. У меня есть карманы и вот эта сумка.
Донна уставилась на меня так, будто я вдруг заговорила на иных языках.[2]
– Боже мой, я бы не знала, что делать без этого убоища, которое я с собой таскаю. – Она повернула сумочку так, что та оказалась перед ней. – Я такая барахольщица!
– А где твои дети? – спросила я.
– У соседей. Это пожилая пара, и они просто на удивление ладят с моей девочкой, с Бекки. – Она нахмурилась. – Конечно, сейчас Питер всем недоволен. – Она глянула на меня. – Питер – это мой старший. Ему четырнадцать, и он решил использовать свой возраст как возмездие. Мне все говорили, что с подростками трудно будет, но мне даже не снилось, как трудно.
– Он попал в плохую компанию?
– Да нет. То есть не влез ни во что криминальное. – Это она добавила несколько поспешно. – Но он просто перестал меня слушать. Две недели назад он должен был прийти из школы домой и присмотреть за Бекки. А вместо этого он поехал к какому-то другу. Когда я закрыла магазин и пришла домой, то никого не обнаружила и не знала, кто из них где. Хендерсоны уехали, так что Бекки у них не было. Господи, я чуть не свихнулась. Ее взяли другие соседи, но если бы их тоже не оказалось дома, ей пришлось бы часами бродить вокруг! Питер, когда приехал, даже не извинился. А я уже успела внушить себе, что его украли, что он лежит где-то мертвый в канаве. А он входит такой неспешной походкой как ни в чем не бывало.
– Он до сих пор под домашним арестом? – спросила я.
Она кивнула с очень суровым лицом:
– Можешь не сомневаться. На месяц. И я отобрала у него все права и привилегии, какие только можно.
– А что он думает насчет того, что вы с Тедом хотите пожениться? – Садистский вопрос, и я это знала, просто не могла сдержаться.
Вид у Донны был действительно страдающий.
– Наши планы ему не по душе.
Не по душе?
– Ну, ему же четырнадцать, и он мальчик, – сказала я. – Его долг – охранять свою территорию от других самцов.
– Боюсь, что так, – кивнула Донна.
Тед ее обнял:
– Лапонька, все будет путем. Мы с Питом придем к пониманию. Ты не волнуйся.
Мне не понравились слова Эдуарда. Я смотрела ему в лицо, но ничего не могла разглядеть за маской Теда. Будто он время от времени исчезал в своем alter ego. Я и часа тут не пробыла, а его игра в Джекила и Хайда уже начинала меня доставать.
– У тебя есть еще чемоданы? – спросил Эдуард.
– Конечно, есть! – ответила вместо меня Донна. – Она же женщина!
Эдуард хохотнул – скорее это был его собственный смех, а не Теда. Тихий и циничный звук, который заставил Донну поднять на него глаза, а меня почувствовать себя лучше.
