Мы входим в кабинет истории, Фрэнни садится в центре класса. Я иду дальше и останавливаюсь рядом с мистером Сангетти, откинувшимся на стуле и положившим ноги на стол. Улыбаюсь, представляя, как задеваю его стул — совершенно случайно — и учитель опрокидывается на пол.
— Мистер Сангетти?
— Да. — Он поднимает взгляд.
Я протягиваю расписание. Учитель закатывает глаза, тяжело вздыхает, с неохотой сбрасывает ноги со стола и переводит свое уже немолодое тучное тело в вертикальное положение.
— Вам нужен листок допуска?
— Так мне сказали.
Он роется в столе, затем достает помятый желтый листок, поворачивается и берет с полки учебник. Снова смотрит на расписание, затем пишет номер книги рядом с моим именем в списке.
— Присаживайтесь, где захотите, Люцифер, — говорит он, передавая мне учебник и обводя рукой комнату.
— Зовите меня Люк.
— Хорошо, Люк. Займите любое место, — опять машет он рукой.
Я поворачиваюсь и иду к Фрэнни, садясь за парту справа от нее. Мистер Сангетти начинает перекличку.
— Хосе Авилла. Дженнифер Бартон. — В воздух поднимаются руки. — Закари Батлер. Люцифер Кейн.
Глаза Фрэнни устремляются на меня и широко округляются. Я улыбаюсь.
— Мэри Фрэнсис Кавано.
Улыбка моя расплывается шире, когда девушка поднимает руку. Мэри Фрэнсис. Это просто шикарно.
Мистер Сангетти заканчивает перекличку и предлагает нам открыть учебник на странице триста восемьдесят, начиная бубнить про падение христианского Иерусалима во времена Крестовых походов.
Я не отрываясь смотрю на Фрэнни — простите, Мэри Фрэнсис — и мысленно ухмыляюсь.
И буквально через секунду Мэри Фрэнсис переводит взгляд на меня.
Свет гаснет, и на экране проектора появляется изображение древнего Иерусалима.
— Что лежало в основе борьбы за Иерусалим? — спрашивает мистер Сангетти.
Поднимается несколько рук, и я слушаю ответы, вспоминая, как все происходило на самом деле. Я ведь лично присутствовал там, оттого уроки истории — штук сто, на которых я бывал, или даже больше — становятся очень забавными. Словно игра, где кто-то что-то шепчет на ухо другому и дальше все передается по цепочке, а последний человек произносит вслух услышанное, которое очень отличается от сказанного первым.
ФРЭННИ
Я постоянно пялюсь на Люка — пристрелите меня, но я ничего не могу с собой поделать. Весь урок истории он сидит с самодовольной улыбочкой на лице. Понятия не имею, в чем дело, но мне все больше кажется, что отказ от совместного ланча даже к лучшему. Не уверена, что хочу делить Люка с Тейлор. Она и Райли всегда подкалывают меня, что я встречаюсь с парнями из снисходительности, в смысле, всегда выбираю эмоционально зависимых неудачников. Райли считает, что все дело в самоконтроле, возможно, она права. Я поступаю так, как хочу, и не собираюсь ввязываться в серьезные отношения, где меня ущемляли бы в правах. Есть еще одно «но» — Тейлор. С момента знакомства в четвертом классе наши отношения напоминали дружеское соперничество. К несчастью для нее, мне всегда достаются хорошие отметки. К несчастью для меня, ей всегда достаются хорошие парни. Так что эмоционально зависимые неудачники — надежный для меня выбор, поскольку они совсем не во вкусе Тейлор.
Но, наблюдая, как Люк ухмыляется мистеру Сангетти, я не сомневаюсь в двух вещах: Люк — далеко не эмоционально зависимый неудачник и Тейлор захочет приударить за ним. Поэтому, какие бы безумные мысли ни одолевали меня сейчас, лучше с этим покончить.
Я по-прежнему пялюсь на него. А он, конечно же, замечает это и снова захватывает меня в плен своих глаз. Он не дышит, я понимаю — и я тоже. Делаю глубокий вдох. Он, видимо, улавливает это и тоже глубоко вдыхает. Улыбается. У меня внутри все переворачивается. Ух ты!
— Люк, есть какие-нибудь мысли? — Мистер Сангетти стоит прямо напротив нас. Как он, черт побери, оказался здесь?
Люк откидывается на стуле, скрестив руки за головой, вытянув и скрестив под партой ноги. Он поднимает глаза на мистера Сангетти.
— Понимаете, на самом деле невозможно отыскать лишь одну причину. Полагаю, все сводится к вопросам теологии — хотя первый Крестовый поход затевался не как религиозная война. Думаю, Папа Римский Урбан настоял на этом, поскольку парни из Константинополя кинули его, так что он хотел заработать несколько очков в свою пользу и вернуть их в круг единомышленников.
Мистер Сангетти несколько секунд стоит перед нами с круглыми, как блюдца, глазами, затем поворачивается и уходит в переднюю часть класса.
— Что ж, думаю, это еще одна точка зрения. — Он поворачивается к нам лицом. — Не обязательно верная… но все же точка зрения.
Люк с горящими глазами подается вперед, опираясь локтями на парту. Затем на его лице появляется безмятежная улыбка.
— Ну, если вы не верите, что все дело было в захвате власти, бытует также мнение, будто несколько французских дворян чересчур заскучали и искали, чем бы им заняться.
Как часто говорится, его спас звонок, правда, в этой ситуации непонятно, кто именно был спасен — Люк или мистер Сангетти.
Я поворачиваюсь к Люку.
— Люцифер?!
— Да, Мэри Фрэнсис.
— Тебя зовут Люцифер?! — хмурюсь я. — Как дьявола?
Опять эта лукавая улыбка.
— Вот он я, собственной персоной. Это распространенное имя там, откуда я родом.
— И где это? — Я поднимаюсь с места.
Страстные, жаждущие глаза вспыхивают.
— Ты там никогда не была.
— Что же некоторые родители творят с детьми! — качаю я головой и пожимаю плечами.
В обсидиановых глазах пляшет озорной огонек, пока Люк идет со мной до двери.
— Дай догадаюсь. Мэри Фрэнсис… образцовая католическая семья с… нет, не говори… с восемью детьми?
— Пятью. — Мне совсем не нравится его тон. — Ну пока, — бросаю я через плечо, направляясь к столовой.
— Пока, — говорит он.
Я иду по коридору, а Люк взглядом прожигает мне спину.
Поток подростков проносит меня внутрь столовой, я нахожу Тейлор и Райли за нашим обычным столиком, прямо за дверью — для быстрого старта, так сказать. Стены, пол и столешницы — тошнотно зеленого цвета, так что если кого-то действительно стошнит, даже пятна будут незаметны. При одной мысли об этом меня начинает слегка мутить.
Склонившись над учебником, Райли погнутой вилкой ковыряется в салате. Тейлор ерзает на стуле, отчего яростно вибрируют ее желто-розовые колючки волос. Глядя на это ерзание и на похотливый огонек в глазах, я знаю, что не смогу оставить Люка себе. И она это знает.
Вопреки всему, Тейлор обладает качествами, необходимыми мне в подруге. Мы с ней на самом деле очень похожи. Обе отнюдь не белые и пушистые. Держим остальных на расстоянии, не подпуская близко к себе. И с самого начала уважаем личные границы. Я никогда не спрашивала, в чем причина ее отчужденности, а она не спрашивала меня. Все это время я знала, что Тейлор не станет ни о чем допытываться, стремясь пробить мой защитный панцирь. И это взаимно.