Мэнни Кауфман уже ждал меня, когда я приехал на собрание, немного раньше, чем обычно. Я поставил машину возле Зала легионеров – там мы проводили собрания – и не успел выключить зажигание, как меня кто-то позвал из машины, стаявшей дальше в ряду. Я вышел и направился к ней, ожидая очередных издевок по поводу моего зеленого авто.
На переднем сиденье я увидел Мэнни и доктора Кармайкла, еще одного психиатра из Вэлли-Спрингс. Сзади сидел Эд Перси, мой конкурент из Санта-Миры.
Дверца была открыта, и Мэнни упирался ногами в асфальт, зажимая в руке горящую сигарету. Мэнни – темноволосый, несколько нервного вида, красивый малый, он напоминает интеллигентного футболиста. Кармайкл и Перси старше его и солиднее.
– Что это за чертовщина творится в Санта-Мире? – спросил Мэнни, когда я подошел. Он оглянулся на Эда, подчеркивая, что вопрос касается и того. Я понял, что у Эда тоже есть несколько аналогичных случаев.
– Это у нас новое модное хобби, – объяснил я, опершись на раскрытую дверцу машины, – вместо декоративных тканей и керамики.
– Значит, это первый инфекционный невроз в моей практике, полушутя-полурассерженно произнес Мэнни. – Но ведь. Бог свидетель, у нас самая настоящая эпидемия. Если так и дальше пойдет, нам придется нищенствовать, мы же понятия не имеем, что делать с этими людьми. Так, Чарли? – Он оглянулся через плечо на Кармайкла, который сидел за рулем.
Тот едва заметно нахмурился. Кармайкл человек чванливый, несколько церемонный, а у Мэнни светлая голова.
– Весьма необычная последовательность случаев, – рассудительно подытожил Кармайкл.
– Конечно, – заметил я, – психиатрия еще в детском возрасте. Это недоношенное приемное дитя медицины, и вполне естественно, что вы оба не в состоянии…
– Хватит глупостей, Майлз, эти случаи загнали меня в безвыходное положение. – Мэнни задумчиво смотрел на меня, затягиваясь дымом и прищуривая глаза. – Хотите знать, что я сказал бы о любом из этих случаев, если бы это не было абсолютно невозможно? Я сказал бы, что это никакая не мания. По всем признакам, какие мне известны, эта Ленц, например, вовсе не невротичка. По крайней мере, сейчас. Я бы сказал, что она совсем не по моей части, что ее беспокойство обусловлено внешними и реальными причинами. Я бы сказал, судя, конечно, по поведению больной, что она права и что ее дядя на самом деле ей не дядя. За одним-единственным исключением – этого не может быть.
Мэнни выбросил сигарету и раздавил ее носком ботинка. Потом он вопросительно посмотрел на меня и добавил:
– Но столь же невозможно, чтобы целых девять жителей Санта-Миры одновременно постигла абсолютная идентичная мания. Правда, Чарли? Однако похоже на то, что именно так и случилось.
Кармайкл не ответил, и некоторое время все молчали. Потом Эд Перси вздохнул и произнес:
– Сегодня под вечер явился еще один. Мужчина под пятьдесят. Я его лечу много лет. У него взрослая дочь. Теперь это не его дочь, говорит он. Тот же случай. – Он пожал плечами и обратился к сидящим впереди:
– Направить его к кому-нибудь из вас, ребята?
Некоторое время никто не отвечал. Потом Мэнни отозвался:
– Не знаю. Делай, как хочешь. Если этот такой же, как и другие, я ничем не смогу помочь. Может, Чарли не испытывает такой беспомощности.
Кармайкл сказал:
– Можешь направить его ко мне, я сделаю, что смогу. Но Мэнни прав, это, конечно, не ординарные случаи мании.
– Или чего-то еще, – добавил Мэнни.
– А не попробовать ли кровопускание? – поинтересовался я.
– И это можно, – согласился Мэнни.
Настало время заходить. Мы направились в зал. Собрание было не менее интересным, чем обычно: мы выслушали бестолковый и скучный доклад какого-то профессора, и мне ужасно захотелось к Бекки, или домой, или хотя бы в кино. После собрания мы с Мэнни еще немного поговорили, стоя в темноте возле моей машины, но тема была исчерпана, Мэнни подытожил:
– Ну, что ж, будем держать связь, да, Майлз? Это дело нужно раскусить.
Я согласился, сел в машину и поехал домой.
На прошлой неделе мы виделись с Бекки чуть ли не через день, но не потому, что между нами завязывался роман. Просто это было лучше, чем вертеться в бассейне, раскладывать пасьянс или собирать марки. С ней было приятно и удобно провести вечер-другой, ничего более, и меня это вполне устраивало. В среду вечером я заехал за ней, и мы решили пойти в кино. Я позвонил на телефонную станцию, сказал девушке, что еду в «Секвойю», и добавил, что бросаю практику и начну делать подпольные аборты, а ее приглашаю стать моей первой пациенткой, и она весело хихикнула. Потом мы с Бекки пошли к машине.
– Вид у тебя прямо-таки роскошный, – сказал я Бекки, когда мы приблизились к «форду», стоявшему на тротуаре. Я не преувеличивал: на ней был серый костюм, а через плечо была переброшена серебристая шаль, украшенная крохотными звездочками.
– Спасибо. – Бекки села в машину и улыбнулась мне. – Мне хорошо с тобой, Майлз, – сказала она. – Легче, чем с кем бы то ни было. Думаю, это потому, что мы оба разведены.
Я кивнул и включил зажигание. Я знал, что она имеет в виду. Чудесно быть свободным, но все равно разрыв того, что отнюдь не предназначалось для разрыва, оставляет вас каким-то подавленным и не особенно уверенным в себе. Я знал, что мне очень повезло именно сейчас встретить Бекки. Потому что мы оба прошли через одни и те же испытания, а значит, были равны, без всяких невысказанных обид и притязаний, которые обычно понемногу накапливаются между мужчиной и женщиной. С любой другой я бы продвигался к одному из неминуемых финалов – браку, связи или разрыву. А Бекки была именно тем, что нужно, и, управляя машиной в этот чудесный летний вечер, я чувствовал себя замечательно.
Мы едва нашли место для «форда» в конце квартала, и я купил два билета.
– Спасибо, доктор, – сказала кассирша. – Вы только договоритесь с Джерри.
Это означало, что она передаст мне любой вызов, если я скажу администратору, где мы сидим. Мы купили крекеры в фойе, зашли в Мл и сели на свои места.
Нам повезло, мы посмотрели половину картины. Иногда мне кажется, что я смотрел до середины больше кинофильмов, чем кто-либо, и в моем мозгу возникает множество вопросов, на которые никогда не будет ответа: как начинаются одни фильмы и чем заканчиваются другие. Вот и теперь Джерри Монтроз, администратор, наклонился ко мне. Я выругался про себя – картина была интересная – и мы протолкались через пятьдесят человек, каждый из которых имел по крайней мере три колена.
Когда мы вышли из зала, Джек Беличек отступил от лотка, где продавали крекеры, и подошел к нам со смущенной улыбкой.
