Устраивало её и то, что я постоянно вожусь с сестрой. Мы не напрягали её и были предоставлены сами себе. Она могла без помех заниматься домом и собой.
Три следующих года прошли спокойно. Меня перевели в четвёртый класс сельской школы. Всё лето мы резвились на огромном участке возле дома. Мать категорически запрещала уводить сестру за забор, в лес. Она же не знала, что все тропинки там мне знакомы по ночным прогулкам. То лето осталось в моей памяти самым замечательным и безмятежным. Мы с Софией выбирали интересную книгу из сундука и уходили к пруду. Мать давала немного еды, а воду для питья мы набирали из родника, бившего поблизости. Днями напролёт мы читали, мечтали и выдумывали нам одним понятные игры. Возвращались домой вечером и падали в постели от усталости. А потом я летал, парил, видел мир и чувствовал себя всемогущим!
Осенью сестру стали возить в школу вместе со мной – она пошла в первый класс. В ту осень я и нашёл тайник. Оставшись дома из-за недомогания и скучая без сестры, поднялся, как всегда, в мансарду. Книги были все давно перечитаны, и я раздумывал, чем бы заняться. Тогда-то случайно и заметил, что один из сундуков не так глубок, как два другие. Внимательнее приглядевшись, понял, что дно сундука вовсе не дно, а крышка, закрывавшая потайной ящик. Я пытался подцепить её и поднять, долго мучился – тщетно. В сердцах, стукнул ногой по стенке и услышал глухой щелчок. Днище немного приподнялось. Дрожа от нетерпения, поднял и обнаружил две странные рукописные книги. Глядя на них сразу становилось понятно: они не старые, а древние и очень опасные. И ещё ветхие тетради, исписанные знакомым каллиграфическим почерком. Это были дневники бабушки, написанные ей в детстве.
Находки я скрыл от всех, даже от Софии, рассудив, что она мала, и пугать её ни к чему. Теперь я искал уединения, а сестра не понимала, почему я отдалился от неё. Отговариваясь недомоганием, сложными домашними заданиями, я придумывал любой предлог, чтобы остаться одному.
Чем дальше я продвигался в чтении бабушкиных дневников, тем мне страшнее становилось за жизнь моих близких людей. Многое из записей я так и не разобрал до конца, но, что удалось прочесть глазам и осознать неокрепшему разуму, повергло в ужас.
Из старых дневников я узнал историю сестёр - близнецов, которые случайно (но, думаю, случайностей на свете не бывает) нашли в старом кладбищенском склепе колдовские книги. Книги эти – гримуары, не каждый мог прочесть. Только избранные злом, не опасаясь обжечь глаза, читали тёмные заклинания, вызывающие демонические сущности и наделяющие дьявольскими чарами. Вот и двум сёстрам – моим бабкам, открылись дьявольские письмена для прочтения. Стали они экспериментировать с заклинаниями, считая это видом безобидного оккультного развлечения, вроде гадания на Святки и Рождество. Глупые дети не знали, что возродили к жизни. Из написанного я понял, что, играя с заклинаниями вызова демонов сна, странное и необъяснимо жуткое событие произошло. Бабушка смутно помнила подробности, потому что очнулась от обморока в подвале, лёжа в кругу погасших чёрных свечей, а сестры рядом не оказалось. После той ночи больше никогда не видела она её, я имею в виду, в обличии живого человека.
Вскоре страшные события стали происходить в сёлах и деревнях, расположенных поблизости, да и собственно в самом доме тоже. Но самое чудовищное, что в округе начали умирать младенцы и маленькие дети, а доктора не могли объяснить причину их смерти. Сейчас врачи называют это заболевание – «проклятие Ундины». Дети умирают ночью, во сне, без единого крика и стона, словно кто-то украл их дыхание.
Родители, безутешные в своей скорби, пытались доказать горе - докторам, что их чада ложились спать абсолютно здоровые, что виновно в смертях нечто потустороннее. Но врачи скептически разводили руками и не желали слушать ереси. Ни о какой религиозной подоплёке официальные лица говорить в те годы не желали – уже прокатилась революция по стране, и гонение на церковь становилось всё сильнее. Но селяне втайне всё равно шептались, что без «нечистого» не обошлось. Многие рассказывали, что видели девушку необыкновенной красоты. За спиной у неё перепончатые крылья, на голове рога и копыта на ногах, как у чёрта. Запах её сводил с ума, одежды черны, как сама ночь, а в глазах полыхал адский огонь.
А потом к бабушке по ночам стала являться пропавшая сестра. Она звала и умоляла завершить начатый ритуал до конца, тогда они воссоединятся, и будут обладать невиданным могуществом. Только бабуля и представить не могла, что случится дальше. Она обратилась за помощью к местному священнику – отцу Алексию. Он сначала долго не верил ей, а потом и ему открылась ужасающая истина. Стал он помогать бабушке, вернуть зло туда, откуда сёстры его необдуманно выдернули. Но погиб в неравном поединке добра и зла. Демон, якобы, тоже сгинул, только, исчезая, проклятье произнести всё же успел. Суть проклятья была в том, что зло вернётся в дитя нашего рода. Бабуля уничтожила дьявольские книги – сожгла гримуары дотла а их пепел по лесу развеяла, чтоб и следа не осталось. О проклятии помнила и долго боялась выходить замуж, не хотела иметь детей. Но, встретив моего деда, не могла противиться чувствам, они поженились, и родилась моя мать. Конечно, бабушка умолчала об тех печальных и страшных событиях детства, и дед жил в полном неведении. Может, она не хотела его пугать, но скорее, думала, что он просто ей не поверит. Дед оставался убеждённым атеистом и презирал всю «поповщину и чертовщину». Поначалу бабуля терзалась страшными предчувствиями и опасалась, что проклятье воплотится в моей матери. Потом считала, что зло вернулось со мной. Но несчастная милая бабушка даже помыслить не могла – будущее будет гораздо хуже и запутанней. Записи бабушки местами становились сбивчивыми и непонятными для моего детского ума, а объяснения путанными и противоречивыми. Но особую загадку составляло – как книги, сожжённые ей, вновь оказались в тайнике? Причём, следов огня на них и в помине не было.
Время шло. Мы становились взрослей. Мои школьные годы близились к завершению. Записей о снах в тетради прибавилось. Все они о тех, кто пытался отобрать у меня любовь и внимание моей сестры – её подруга, мальчишка из ближайшего села, учитель английского языка, даже кошка, приблудившаяся к дому. София должна была принадлежать мне безраздельно. Я искренне не мог понять, почему сестра сильно горюет по внезапно погибшим или исчезнувшим друзьям. Но больше всего меня раздражало и беспокоило, что родители настаивали, чтобы после окончания школы я ехал учиться в университет. Это означало, что домой я бы попадал только на каникулы (ну и по ночам, конечно). Я не хотел оставлять Софию, привязанность к сестре была сродни болезни. Я даже стал подумывать, как избавиться от родителей. Но удерживало опасение, что сестру смогут забрать в приют.
