Я подошёл поближе и стал на верхнюю ступеньку.
— Нас то отпустили, а вот почему ты не на уроке?
Сашка поднялся на пару ступенек, так что теперь был немногим ниже меня. Он натянуто улыбнулся.
— Я был в туалете, а теперь иду обратно в класс. Позволь мне пройти, — его улыбка стала ещё шире, — тебя ведь отпустили Горгон, зря ты вернулся.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, возвращая ему ещё более зубастую улыбку.
Сашка перестал улыбаться.
— Сам скоро узнаешь, — он попытался подняться ещё на ступеньку.
Я вспомнил, как в своё время занимался футболом и резко ударил парня ногой в грудь, словно забивая победный гол или вколачивая в доску гвозди. Что-то в его груди непоправимо хрустнуло, а сам он поднялся в воздух не хуже футбольного мяча и покатился по ступенькам.
— Что ты делаешь! — шёпотом закричал Агдам, хватая меня за плечо, почти сломав его своими железными пальцами. Я стряхнул его руку, что было так же легко, как вытащить ногу из капкана, и помчался вниз по лестнице.
Сашка почти поднялся, несмотря на сломанные кости и возможные внутренние повреждения. Я с ходу врезался в него всей массой, впечатав в стену. Он тихо икнул, глаза затуманились, а сам он начал сползать по стене вниз, а проще говоря, рухнул как мешок с картошкой, словно костей в нём совсем не осталось.
Я шумно выдохнул, увидев подбегающего Агдама. Возмущённое выражение, казалось, навсегда приклеилось к его лицу. Он неловко пытался перепрыгивать через три ступеньки, как перед этим я, но с его комплекцией, лучше бы он шёл пешком.
— Ты с ума сошёл, Горгон, — мой юный друг уставился на меня расширенными от ужаса карими глазами.
Я улыбнулся.
Иногда мне кажется, что я держу возле себя Агдама, чтобы компенсировать свои не самые лучшие наклонности. Это чудовище с отличными мозгами и чистою душою, не перестаёт удивлять меня. Я могу унижать его как угодно, он всё терпит как должное. Но он абсолютно не выносит, когда я пытаюсь обижать кого-то ещё. Его верность не знает пределов, и он пытался спасти меня от самого себя, защищая окружающих от моего скверного характера.
— Успокойся, Агдам, — сказал я, пытаясь придать лицу как можно более доверительное выражение. — Я всё сейчас объясню.
Но ничего объяснить я не успел.
Кто-то начал подавать признаки жизни. Конечно, это не мог быть никто иной, как Сашка, несмотря на все переломанные кости. Меня это развеселило, но не надолго. Я уже намеревался наподдать ногой этому упрямцу, представляя, что вместо головы у него футбольный мяч, когда эта тварь рывком придвинула ползущее тело на опасно близкое расстояние от моей ноги. Его рука намертво вцепилась в мою лодыжку и явно не хотела с ней расставаться. Я начал дёргать и колошматить пленённой ногой, чтобы стряхнуть непрошенного гостя. В ответ он обхватил другой рукой моё колено и с энтузиазмом впился зубами в мою лодыжку. Он сделал этот серьезный шаг с такой основательностью, словно грыз наткнутый на шампур шашлык. Вот только я не чувствовал себя бараном.
Меня прошиб холодный пот, и на какое-то мгновение боль буквально парализовала меня. Расширенными зрачками я видел стоящего рядом Агдама, который смотрел на меня таким же взглядом. Неподвижный как истукан.
— Сделай что-нибудь, — прошипел я.
Но Агдам прислонился к стене, ещё более посерел и сник. Весь его вид говорил о том, что до такой мерзости ему даже дотронуться противно. На здоровяка надежды мало. Ничего, я не гордый, мне не противно.
Я наклонился и схватил Сашку за горло, сдавливая изо всех сил. В первое и самое ужасное мгновение зажим зубов только усилился. Показалось, что я сейчас потеряю сознание. На самом деле хотелось только одного: не прикладывать никаких целенаправленных усилий, а просто забиться в истерике. Прекратить осознавать происходящее, отдавать отчёт своим действиям и забыть о сопротивлении. Бешено заорать, бестолково размахивая руками и ногами, а затем завизжать что-нибудь вроде:
— Снимите его с меня!
Вместо этого я ещё сильнее сдавил горло зверю и он, наконец, соизволил обратить внимание на мои попытки задушить его. Он прекратил грызть мою ногу, что я воспринял с нескрываемым облегчением. Но радовался я несколько преждевременно. То ли кровь придала ему сил, то ли он умел восстанавливаться, но Сашка вдруг начал вставать, цепляясь за мою одежду. Мне стало неудобно держать его шею, и я перехватил руки, ещё сильнее сжимая его горло, пытаясь задушить или сломать гортань. Он достаточно резво среагировал на эту попытку. Значит, его можно задушить; значит, ему нужен воздух. Я немного приободрился. Святая простота! Своим примером, я просто подсказал ему более быстрый способ разделаться со мной.
Он вцепился мне в горло, как только поднялся. Его волосы спутались и намокли от крови. Рот тоже измазан кровью, но уже моей. Зрачки катастрофически расширились, казалось, что на меня смотрят два яростно сверкающих уголька. Искалечен, но держится. Я тоже пока держался.
Мы стояли друг напротив друга, вцепившись друг другу в глотки, и в какой-то момент я понял, что он сильней. Я не слабак и таковым могу показаться разве что на фоне Агдама. Раньше я бы легко победил этого недотёпу, но сегодня явно не мой день.
Ноги вдруг ослабли, и я упал на ступеньки, больно ударившись спиной. Я хотел пожаловаться, но распухший язык не хотел слушаться, а глотка могла издать лишь слабый хрип.
Я уже не помышлял, чтобы кого-то задушить. Я пытался отвести душившие меня руки, но безуспешно. В тот момент мне хорошо удалось бы только одно — потерять сознание. Я уже начал готовиться к столь ответственному шагу, когда почувствовал необычайную лёгкость в горле.
Несколько мгновений я лежал на лестнице, держась за горло и пытался прийти в себя. Я снова учился дышать. Горло и лёгкие устроили забастовку. Воздуху, как заправскому контрабандисту, приходилось тайно проникать в бронхи, наждаком царапая горло и давая мне немного жизни.
Я попытался сесть, но вместо этого перевернулся набок и закашлялся, немного полегчало. Тогда я обратил внимание на хлюпающие удары недалеко от меня. Стало любопытно, тем более, что я устал пялиться на грязные ступеньки лестницы. Я повернул голову и увидел, как Агдам методично бьёт об стену остатками чего-то, что раньше было головой, хотя сейчас в это верилось с трудом. Я наконец-то сумел принять вертикальное положение, сел на ступеньку и тупо уставился на это примитивное зрелище. Забавно, конечно, но всё в этом мире приедается.
— Прекращай, Агдам, — хотел сказать я, но вместо этого издал какие-то каркающие звуки. Самое смешное, но мой друг меня понял. Он разжал руки и тело, которое он держал без видимых усилий, рухнуло на пол. А сам посмотрел на меня с таким щенячьим, обиженным выражением в глазах, что мне почти стало стыдно, сам не знаю за что. Но только почти.
