Ты ведь знаешь, дитя мое, — говорил он ей в другой раз, — что все двойственно в природе: свет и темь, добро и зло, истина и ложь, любовь и ненависть враждуют искони, и искони последние в ней торжествуют, а первые терпят гонения и, большей частью, должны скрываться, чтоб не пасть жертвами злобы невежественных людей, а им же приносить пользу. В былые, давние времена, наше Белое братство царило и сеяло истину во всем мире, невозбранно посвящая избранных, умевших доказать свою правоспособность неустанной преданностью святым его задачам, полным самоотречением от мирских, обманных благ, в познание высших таинств, высших знаний и сил. Письменам редко вверялись эти таинства и мудрость, а больше передавались изустно посвященными — неофиту…
Такие Избранные, «хранители истины в духе», существовали и ныне, — утверждал Кассиний, — но втайне, чтоб избегнуть безумных гонений невежд, требующих идолов и знамений, слепой толпы, всегда готовой стать под знамена злобы и мрака, — «Черного братства», — их вековечных врагов.
Сами по себе эти несчастные поборники темных сил природы — против нас бессильны! — заключил Кассиний свою речь. — Мы не боимся их за себя, но боимся за человечество, которое губит себя, веря их лживым внушениям, входя в соблазн и грех, преследуя поборников истины…
С годами, Майя была увлечена появлением ей новых, чудных созданий. С виду обыкновенные, красивые, веселые юноши и девушки, они являлись перед ней на прогулках; преграждали ей путь, словно ее не замечая; носились по лесным тропам, водили воздушные хороводы на цветущих полянах, плескались в светлом озере, маня ее к себе, и не раз умели втянуть ее в свои забавы. Они подсмеивались над ней, если она отказывалась принимать участие в их играх; добродушно корили ее в трусости, в неблагодарности, в забвении счастливых забав ее детства и в неумении пользоваться дарами природы, лучшим временем жизни — молодостью, столь кратковременной у людей.
Майя скоро узнала, что верить этим блестящим эфемеридам нельзя, что они только внешностью блистают, а внутри, вместо души и сердца, они «подбиты холодным ветром», — шутя, говаривал ей Кассиний. Но все же порой увлекалась красотой их и вечной веселостью. Их она не боялась, как других, часто сходных с ними по внешности, но гораздо более зловредных видений — воплощений злых помыслов и страстей человеческих… Прежде она и их не страшилась нисколько. Они, в детстве, пробуждали в ней одно любопытство, но не привлекали нимало, чаще даже представляясь в уродливых или смешных формах, нежели красивых. Теперь было не то. Теперь эти «элементы зла» ее часто заинтересовывали, а едва она обращала на них внимание, они получали к ней доступ и близость, которых прежде не бывало. Она старалась их устранять, помня советы Кассиния, — но было это очень трудно! И чем далее шло время, тем становилось труднее. Ей даже не всегда удавалось отличать теперь эти порождения людских пороков, эти злые «испарения», воплощенные в образы, от безвредных «начал», элементарных зарождений вечно действующих, творческих сил самой матери Природы, не терпящей ни в чем пустоты.
На беду, в последнее время Кассиний реже и реже навещал ее. Он говорил, что ей надо привыкать самой руководить своими действиями и помыслами; что он обязан предоставить ей полную самостоятельность; «свободный выбор» ее не должен быть ни стеснен, ни направляем долее.
Майя справлялась с собою, как умела. В последнее лето она почти отказывалась от прогулок; но ее спутники всюду находили к ней доступ, спрятаться было невозможно. Едва она задумывалась, едва закрывала глаза ночью, думая уснуть, ее тотчас окружали рои блестящих видений, и, как полоненная их золотыми сетями, она неслась вслед за ними в волшебные области, часто не умея отличить мечты или сна от действительности.
Однажды во сне она увидела себя в царстве гномов. Она очутилась перед пламенным жерлом ядра вселенной. Там живо и ловко работали «эти маленькие рудокопы, кузнецы и ювелиры, — эти трудолюбивые деятели природы, которых тупоумие людское, — думалось Майе, — окончательно отнесло в область мифа». Они суетились вокруг нее, добродушно показывали свои разнообразные труды: как они распоряжаются источниками металлов, как преграждают вулканические движения, направляя их в менее заселенные местности, по возможности в океаны или на кряжи необитаемых гор, и тем спасают людей от многих бедствий… Расспрашивала она их: почему бы им не расчистить пошире ложа для золотых жил, да пустить их из горнила земного так же щедро, как пускают они железо да медь?.. Почему бы также щедрее не рассыпать им драгоценные каменья из неиссякаемых сокровищниц, которые они ей показывали?.. Они только засмеялись, сказав, что это не изменило бы к лучшему положения ее братий по плоти, безумцев-людей, которые ценят только редкие побрякушки, а на сокровища, щедро изливаемые для них природой на поверхность земную, и внимания обратить не хотят, и воспользоваться не умеют!.. Не в золоте и не в алмазах главные сокровища, вверенные им, уверяли ее гномы, — но не достойны люди их откровений…
На прощание ей указали на чудный, прозрачный, светло-розовый огонек, дрожавший ярким пламенем в глубине сиявшего алмазного грота:
— Погляди, красавица, вот тот самый животворный, священный огонек, которого ученые доискиваются с начала мира! Тот самый, которого недостает и отцу твоему для выполнения его неосуществимых замыслов. В этом розовом огоньке живет первобытная сила: Аказа[4] — назвали ее ваши мудрецы!
— О, дайте мне этого огня! Дайте хоть одну искорку! — протянула к нему Майя с мольбою руки. — Дайте порадовать мне отца.
Гномы только покачали головами и ответили ей, что сама она не знает, чего просит. Разве знания отца ее не могут перейти к другим людям? А сделавшись общим достоянием, не породит ли бед великая, беспредельная мощь этого божественного пламени, вложенного в землю для ее оплодотворения, для приведения в действие всех скрытых сил ее? Она гораздо вернее приведет к гибели, чем ко благу людей! Как все в природе, и этот огонь имеет силы двойственные, и тоже, как всегда, гибельные свойства его гораздо легче постигаются, чем полезные, и несравненно легче приводятся в действие… Нет! Нет! Придет ли когда время им поделиться этим огнем с человечеством, — они не знают, но оно еще не наступило ныне.
— Значит, моему бедному отцу никогда не довершить трудов своих? — печально спросила Майя своего спутника-гнома, быстро уводившего ее от прекрасного розового света. — Никогда не облагодетельствовать своих братий?
