Эдвин проголодался, а Мать все не двигалась.
Он подумал об Учительнице. Если ее нет в доме, значит она куда-то вышла и заблудилась. Только он может найти ее и привести, чтобы она разбудила Мать, иначе та вечно будет лежать здесь и постепенно покроется пылью.
Эдвин прошел через кухню и вышел во двор. Солнце светило, где-то за кромкой Мира ревели чудовища. Он дошел до ограды сада, не решаясь идти дальше, и в нескольких шагах от себя увидел шкатулку, которую сам выбросил в окно. Ветер колыхал листья деревьев, и тени от них пробегали от разбитой крышки и лицу попрыгунчика, протягивающего руки в извечном жесте стремления к свободе. Попрыгунчик улыбался и хмурился, улыбался и хмурился; выражение его лица менялось от пробегавшей тени листьев. Эдвин зачарованно смотрел на него. Попрыгунчик протягивал руки к запретной тропе. Эдвин оглянулся и нерешительно двинулся вперед.
— Учительница?
Он сделал несколько шагов по тропе.
— Учительница!
Он замер, вглядываясь вперед. Деревья смыкали над тропой свои кроны, в которых шелестел ветер.
— Учительница!
Эдвин шел вперед медленно, но упрямо. он обернулся. Позади лежал его привычный Мир, окутанный безмолвием. Он уменьшался, он был маленьким! Как странно видеть его меньшим, чем он был всегда. Ведь он казался ему таким огромным! Эдвин почувствовал, как замерло у него сердце. Он шагнул обратно к дому, но, испуганный его безмолвием, повернулся и двинулся вперед по тропе.
Все было таким новым — запахи, цветы, очертания предметов. «Если я уйду за эти деревья, я умру», — подумал он. Так говорила Мать: «Ты умрешь, ты умрешь». Но что такое смерть? Другая комната? Голубая комната, зеленая комната, больше всех комнат, какие он видел! Но где же ключ? Там, впереди, большая железная клетка. Она приоткрыта! А за ней большущая комната с голубым небом и зеленою травой и деревьями! О, Мама, Учительница…
Он побежал вперед, споткнулся, упал, вскочил и снова бросился вперед, плача, причитая и издавая еще какие-то неведомые ему самому звуки. Он добежал до калитки и выскользнул через нее. Вселенная сужалась за ним, но он даже не обернулся, чтобы проститься с ней. Он бежал вперед, а старые его Миры уменьшались и исчезали.
Полицейский протянул зажигалку прохожему, попросившему прикурить.
— Ох, уж эти мальчишки! Никогда их не поймешь…
— А что случилось? — спросил прохожий.
— Да, понимаете, несколько минут назад тут пробегал один парень. Он плакал и смеялся одновременно, плакал и смеялся. Он прыгал и дотрагивался до всего, что ему попадалось. До фонарных столбов, афиш, телефонных будок, собак, людей. А потом он остановился передо мной, посмотрел на меня и еще на небо. Видели бы вы, какие слезы были у него на глазах! И все время он бормотал что-то странное.
— И что же он бормотал? — спросил прохожий.
— Он бормотал: «Я умер, я умер, я счастлив, что я умер, как хорошо быть мертвым!» — Полицейский задумчиво потер подбородок. — Наверное, придумали какую-нибудь новую игру.