class="p1">На миг чудится, словно он обращается к кузине, но взгляд Мэтью прикипел к Томасу. Он смотрит на брата и молчит.
И тут Оливия впервые видит мальчика, каким видит его Мэтью. Светлые волосы в серебристом свете окончательно посерели. Кожа бледна после долгих лет, проведенных без солнца. Взгляд вовсе не теплый, он мрачный и холодный.
Оливия с печалью смотрит на Мэтью: тот потерял последнюю надежду.
– Это не мой брат, – покачав головой, роняет он.
Оливия бросает взгляд на Томаса, который цепляется за ее руку. Она чувствует, как бьется в нем сердце, слышит дыхание мальчика. Он будто совсем настоящий. Однако такими казались и танцоры, и солдаты, и ее мать с отцом, но она сама видела, как те восстали из осколка кости и горстки праха. Это не ребенок. Это серая тварь, порожденная смертью.
Но ведь можно вдохнуть в него жизнь!
И ее ладони начинают гореть под шелковыми перчатками. Здесь у нее есть власть. Пусть это не Томас, но он может им стать для Мэтью. Если Оливия воскресит его, если…
Нельзя. Нельзя делать этого ни с Томасом, ни с Мэтью. Этот ребенок, прямо как ее родители, не настоящий.
Ему нельзя на ту сторону. Он должен остаться здесь.
– Оливия, – предупреждает Мэтью. – Отойди от него.
И она вдруг понимает, что уже не держит ребенка за руку, тот сам держится за нее. Вцепился в кисть сильно, до боли, маленькие пальцы вонзились в перчатку, а по саду скользят тени.
– Отпусти его, – велит Мэтью, взявшись за дверь, но Оливия не может.
Ее косточки стонут от хватки мальчика, и Оливия, задыхаясь, пытается высвободиться, но он тянет ее к себе, прикипев тонкими руками, будто хочет пустить корни.
Мальчик, который вовсе не Томас, улыбается. И это даже не улыбка – зловещая ухмылка. Он открывает рот, и на сей раз оттуда доносится голос. Единственный голос, что способен говорить за стеной.
– Оливия, Оливия, Оливия… – воркует создание. – И что же нам с тобой делать?
Он стискивает объятия, и вот ей уже ни пошевельнуться, ни вдохнуть. Кости хрустят, Оливия сдавленно охает, но тут Мэтью переходит границу. Сделав пару шагов, поворачивается и закрывает за собой врата. Дом, теплая летняя ночь и безопасность исчезают за стеной. Он прижимает окровавленную ладонь к двери, заклятием запечатывает ее и вот уже пытается оторвать марионетку хозяина от Оливии.
– Сейчас, сейчас, я помогу.
Взгляд мальчика обращается к Мэтью.
– Я воззвал к твоему брату, и он пришел.
Кузен трясет головой, не желая слушать.
– Я перерезал его тонкую шейку.
– Хватит, – огрызается Мэтью, дрожащими пальцами выхватывая кинжал и пытаясь вонзить его в марионетку под личиной Томаса.
Но мальчик рассыпается прежде, чем лезвие успевает войти в тело. Рожденный из пепла обращается в прах, оставив на увядшей траве осколок кости.
Внезапно оказавшись на свободе, Оливия едва не падает. Хватая ртом воздух, она поднимается и видит: к ним приближаются солдаты. Здоровяк хмурится, коротышка ухмыляется. Следом шествует хозяин дома.
Он идет по тропинке, и потрепанный черный плащ вздымается у него за спиной в затхлом воздухе сада. Развеваются черные волосы, сияют белые глаза. Хозяин улыбается, и кожа у него на щеке трескается и раскалывается, будто старый булыжник.
Оливия чувствует, как Мэтью берет ее за руку и стискивает. Единственное пожатие – и не нужно слов, все ясно.
Беги!
Он отпускает ее, и она бросается к двери. Оглянувшись, Оливия видит: Мэтью твердо стоит на ногах, хрупкий юноша, вооруженный одним лишь кинжалом. Она медлит, не желая оставлять его одного.
Но это уже неважно. Оливия почти у цели, когда путь ей заступает большая тень с блестящим наплечником.
Пальцы невольно дергаются – жаль, у нее нет при себе ни ножа Эдгара, ни палки или камня, ничего острого, хотя вряд ли Оливия сумела бы использовать оружие против солдата. Она пытается увернуться, добежать до стены. Здоровяк силен, но Оливия быстро проскальзывает у него под рукой, тянется к двери, и все же он успевает схватить ее, едва не отрывая от земли.
«Помогите!» – мысленно взывает Оливия к гулям, и те спешат к ней на выручку по мертвому саду, но, завидев зловещую фигуру в потрепанном плаще, останавливаются и снова растворяются в ночи.
«Вернитесь!» – просит Оливия, но на сей раз никто не отзывается. Это ее приказ против его приказа.
Мертвые здесь принадлежат мне.
Оливия отчаянно дерется с солдатом, брыкается и лягается, стараясь высвободиться.
– Как много жизни в полумертвом теле… – говорит довольный хозяин. – Кстати, о полумертвых.
Он поворачивается к Мэтью. Тот размахивает кинжалом, но коротышка, ловко увернувшись, пинает юношу в грудь. Мэтью, задыхаясь, падает на четвереньки, а волчица достает меч, сжимая его затянутой в перчатку рукой.
– Два Прио́ра у меня в саду, – мурлычет в темноте дьявол. – А говорили, земля здесь бесплодна.
Мэтью пытается подняться, но солдат сбивает его с ног.
Хозяин делает шаг вперед.
– Твой брат умер напрасно, Мэтью Прио́р. Такова и твоя участь.
Коротышка прижимает клинок к горлу Мэтью, Оливия резко вздыхает от ужаса. Но кузен спокойно встречает ее взгляд, он вовсе не испуган, он этого ждал. Давно мечтал прилечь и отдохнуть. Мэтью перестал бояться смерти, когда погибли его отец и брат. Он готов. Он жаждет этого.
Но в глазах его вопрос: «А ты?»
Оливия Прио́р не хочет умирать. Она только начала жить.
Но они с братом – единственная преграда между монстром и стеной, между смертью и миром живых. Поэтому она кивает, и Мэтью спокойно закрывает глаза. Он с облегчением сглатывает. А когда начинает говорить, голос его совсем не дрожит.
– Это неважно, – заявляет он. – Ты не можешь взять кровь силой, а добровольно мы ее не дадим.
Хозяин совершенно не удивлен.
– Очаровательное благородство, – ухмыляется он, подходя к стене. – И все зря. Ты отказываешься открыть мне дверь… – Мрак улыбается, барабаня пальцами по камню. – Но ведь она уже открыта. Вернее, у тебя не вышло ее запечатать.
Мэтью резко поворачивает голову к вратам: даже в тусклом серебристом свете на них заметны глянцевые пятна его крови. Оливия сама видела, как он запечатывал проход. Слышала, как произносил нужные слова.
Хозяин подносит длинные пальцы к древней железной створке.
– Главное, не забывать, что старые дома нуждаются в уходе. Иначе они быстро ветшают, – говорит он, будто обращаясь к самим
