Фрося засмеялась. Ей нравился и Павел, и его интересная работа, и беззлобное перешучивание ребят, и сам воскресный день, яркий и солнечный, окруженный пряной зеленью жаркого лета. Она встала и подошла к буру, осторожно провела пальцами по острой кромке, стирая земляную пыль.
– Когда взрывать будете?
– Сегодня вечером, – сказал Павел. – Сейчас пообедаем, заряды заложим, всё проверим и оцепление выставим.
– Какое из вас оцепление? – Фрося снова засмеялась. – Из троих-то человек.
Павел покачал головой.
– Все будут участвовать, весь состав и милиция из района.
– А почему вечером, а не утром?
– Сначала так и хотели, потом решили, что одного сторожа площадку с зарядами охранять мало, и милиция уже здесь. – Он подхватил Фросю под руку. – Идём обедать.
После обеда чуть осоловевшую девушку отвели подальше на взгорок и усадили спиной к шершавой, нагретой солнцем коре сосны. Отсюда отлично просматривалась проплешина в лесу ниже по склону. Там сновали невысокие фигурки в брезентовых робах, таскали какие-то мешки и ящики, аккуратно что-то опускали в невидимые отсюда шурфы и засыпали землёй; время от времени снизу доносились невнятные возгласы. Понемногу глаза девушки начали закрываться в расслабляющем шуме листвы берёз и осин, прорезавших некогда цельный бор, и росших на пятачках земли, где в своё время вырубили могучие сосны. Фрося повертела головой, поудобнее пристраивая затылок на стволе, и соскользнула в тёплый и яркий сон.
Проснулась она от боли в затёкшей шее. Протёрла глаза и встала, помахав руками и поприседав, разминаясь. Рядом слышались голоса, она обернулась: Павел с одним из помощников возились у какой-то полуметровой стойки, больше всего похожей на автомобильный насос с приделанной сбоку ручкой, как у старых военных телефонов. Фрося видела такие в кино. От стойки змейкой тянулся вниз по склону довольно толстый провод.
Был ранний вечер, на площадке внизу прекратилось всякое движение, и в помощь уходящему солнцу туда же подсвечивали зажжёнными фарами две машины – давешний шестьдесят шестой с буром и милицейский газик. Поодаль, среди сосен Фрося заметила фигуру в форме; младший лейтенант Потапов, знакомый из райотдела стоял, как она поняла, в оцеплении. Она поискала взглядом остальных участников экспедиции, и углядела ещё пару человек, но рассмотреть, кто это, не смогла – было далеко.
Фрося подошла было к взрывникам, но Павел взмахом руки отправил её обратно.
– Постой там, – распорядился он. – Мы уже закончили.
Он проверил что-то на стойке и сказал напарнику.
– Минутная готовность.
Тот кивнул. Выпрямился, отряхнул руки и, подойдя к открытой дверце ГАЗ-66 и забравшись на колесо, три раза продолжительно нажал клаксон. Фрося невольно вздрогнула при резком, довольно противном звуке автомобильного сигнала, прокатившегося по лесу.
Взрывник тем временем соскочил с колеса и вернулся к Павлу. Последний, задрав рукав, глядел на часы, отсчитывая секунды, потом крутнул торчавшую ручку и с силой надавил сверху на стойку.
Почти одновременно снизу донеслись не очень громкие хлопки, слившиеся в одну продолжительную очередь.
Площадка всколыхнулась волной и осела, скрытая облаком пыли.
«И это всё, – разочарованно подумала Фрося. – А разговоров-то было!»
Павел отсоединил провода и спросил у напарника:
– Сосчитал? Все сработали?
– Да, все двенадцать.
– У меня столько же. Хорошо, сходим, посмотрим.
Он выпрямился и улыбнулся Фросе.
– Ну, как?
Девушка неопределённо пожала плечами.
– Понятно, – засмеялся Павел. – Но ты учти, мы ведь не скалу взрывали и не фашистский дот, поэтому взрыв не такой и мощный.
– И что теперь? – спросила Фрося.
– Теперь мы сходим, убедимся, что все заряды сработали. А с утра начнём копать. – Он повернулся к напарнику. – Убери тут, я вниз.
– Но… – запротестовал тот.
– Никаких но! – жёстко сказал Павел. – Я здесь командую.
Он двинулся вниз к покрытой ещё не осевшей пылью площадке. Фрося шагнула следом, но была остановлена напарником Павла.
– Нельзя, – он придержал её за руку. – Вот когда будем знать точно, что взорвались все, тогда – пожалуйста.
– Но вы же считали, сами говорили.
– Мы могли и ошибиться, – объяснил взрывник. – Лучше подождать. Да и пыль ещё не осела.
– Хорошо, – Фрося послушно кивнула и принялась смотреть на спускавшегося к площадке Павла. Солнце скрылось за деревьями, но света пока хватало, чтобы разглядеть в стремительно накатывающих сумерках ровное серое поле почему-то не оседающей пыли, покрывшей площадку. А там, куда падали рассеянные круги света от фар, девушке почудилось, что пыль начала сворачиваться в комья, похожие на вату, и просвечиваться изнутри серо-белым светом. Зрелище завораживало и одновременно вызывало чувство неосознанной тревоги, к тому же казалось, будто снизу доносится невнятный призывный гул.
Гул отдавался в ушах, давил, толкая туда, вниз, к медленному вращавшемуся водовороту серых комков. Фрося, как зачарованная, шагнула к площадке, не в силах сопротивляться. Где-то на самом краю сознания скользнула мысль, что следует остановиться и ни в коем случае не приближаться к странному слою пыли, и исчезла, задавленная гудящим в голове призывом. Впереди тёмным пятном замаячила спина Павла. Взрывник ладонями сжимал виски и медленно двигался в сторону площадки прямо в серую муть.
Он не дошёл каких-то пары шагов. Разряд молнии пробил тучи, упёршись на миг в завесу пыли, и секунду спустя раздался глухой хлопок, подхваченный оглушительным громовым раскатом прямо над головой. Вращавшаяся комковатая пыль всколыхнулась, замерла и медленно осела, открыв чёрную ровную площадку, без каких-либо следов взрывов. Но Фрося на неё не смотрела – она видела лишь лежащее на краю площадки скрюченное тело.
Девушка вскрикнула и метнулась вперёд, пробежала несколько метров – нога угодила в какую-то неразличимую в серости ямку. Ефросинья замахала руками, по инерции проскочила ещё пару шагов и покатилась по траве вниз, остановившись рядом с телом. Не вставая, подползла поближе, опираясь ладонями, и уставилась в лицо лежащего взрывника, неестественно-белое с синеватым отливом, хорошо заметным даже в сумерках. Ефросинья взяла его руку, собираясь проверить пульс, и с криком отпрянула. Кисти Павла были чёрными, как две обугленные деревяшки. Ефросинья с ужасом смотрела на них какое-то время, потом снова перевела взгляд на лицо и с облегчением заметила бившуюся на виске жилку. Павел был жив.
