Елена Блонди - Хаидэ

Сейчас ей нужно было решить, где встанут лагеря, сколько воинов уйдет, а сколько останется, кого отправить гонцами в ближайшие селения для торговли, а кого послать в детские лагеря учителями…

Но все же время от времени она брала семерку воинов, приказывая им не попадаться на глаза и быть на расстоянии крика, не ближе. Уходила сюда, к цепочке мелких лагун, что, казалось, были созданы богами из одного куска счастья. Ожерелье живых драгоценных озер на шее древней и молодой степи.

Она повыше подобрала светлый подол и посмотрела на тростниковую рощицу, выбежавшую на песок почти к самой воде. Подумала, вдруг там — Нуба. И усмехнулась детским мыслям. Десять лет. Целая жизнь. Если уйдя, он встретил женщину, пусть даже не сразу, но все равно, она могла родить ему не одного ребенка, а уже пятерых сыновей. Все осталось в прошлом. И смотрит оттуда, как из глубины вод.

Ветер, упав на живые метелки, закачал их, перебирая нежную бахрому. Цвикнула птица и за спиной тревожно закрякала утка, захлопала крыльями, взлетая.

Хаидэ выпрямилась, цепко оглядывая шелестящие заросли. Сердце сорвалось, застучало быстро и глухо, больно ударяя в ребра. Низкие макушки холмов были пусты, воины, что расположились за ними, не насторожились. А в тростниках мелькнуло светлое пятно. Верхушки качались, раздавая в стороны длинные зеленые стебли. И все ближе пятно человеческой фигуры, зачеркнутое прямо и наискось.

— Княгиня…

Не зная, чего больше в сердце — радости или грустного разочарования, она смотрела на Техути, что склонил голову, прижимая руку к груди. И край ее туники, упавший в воду, медленно намокал, темнея. Вздохнув, Хаидэ пошла из воды ему навстречу.

— Что там стража?

— Они знают, что я пришел, и будут охранять тебя по-прежнему. Но они не будут смотреть сюда и показываться из-за холмов.

— Ты так уверен? Ты что, приказал воинам? — она хотела усмехнуться, но побоялась, что улыбка выйдет ненастоящей.

— Я попросил и принес подарки, — просто ответил Техути, — я ведь не враг, я твой советник.

Она отвернулась, глядя вдоль пляжика и кусая губу. Над макушкой холма показалась голова в походной шапке. Десятник Казым искал ее взгляд и, поймав, быстрыми жестами левой руки на фоне неба пересказал — он пришел, одарил, мы пропустили, приказывай, княгиня!

— О! — удивленно сказала Хаидэ, указывая египтянину на воду в противоположном направлении.

— Что там? — Техути вытянул шею, всматриваясь, и, на всякий случай, заступая княгиню.

— Змея! Удрала… — рукой она быстро показала Казыму «все хорошо, оставайтесь на месте».

Рассмеялась, когда Техути снова повернулся к ней, не заметив безмолвного диалога.

— Тебе не стоит так долго ходить по воде! — помедлив, он взял ее руку, увлекая от кромки легкой пены к зарослям тростника, что бросали на песок решетчатые тени, — и змеи…

Рука была легкой, держала пальцы так, будто при малейшем ее движении он готов был отпустить и отвернуться, делая вид, что просто идут рядом. Горячий песок подавался под босыми ногами, еле слышно поскрипывая. Три шага в легкую тень, под высокие стебли, закрывающие их от глаз стражников. Пять шагов…

Кровь застучав, потекла вверх, как вода в приливе, достигла горла и кинулась в голову Хаидэ.

Не отпуская ее пальцев, он кинул на песок куртку и сел, легонько тяня ее за собой. Глядя на сверкающую воду, женщина села рядом. Сидели, ладонь в ладони, смотря, как крошечные волны поднимают гладкие загривки, круглят их, рассматривая собственные прозрачные животики, и завернувшись, спотыкаются, выплескивая себя на мокрый песок, чтоб тут же забрать воду обратно, оставляя на блестящем белое кружево пенок.

— И ты еще не совсем здорова… — мужской голос слегка охрип и княгиня перевела дыхание. Может быть, не только у нее плывут перед глазами круги?

— Я… со мной все хорошо. Уже хорошо.

— Это хорошо. Я рад.

Он еще не знает, поняла она. Он не знает, что сейчас будет и думает, что впереди маленькая неизвестность. Вдруг потянется к ней, а она вскочит, закричит. Уйдет, отвернувшись. Но ничего уже не изменить. И она это знает. Пока вместе только их руки и плечи еле касаются друг друга, но она уже лежит под ним. Все уже происходит. Потому и сидит она неподвижно, застыв и глядя на воду и выпрыгивающих из синего блеска мальков. И если он будет медлить, она сама повернется и ляжет, путая волосы с торчащими из песка корнями травы.

— Я… — он не стал медлить, поворачивая ее к себе за плечо и мягко, но крепко обняв, прервал свои слова, целуя ее раскрытые губы.

Мир притих и раздался, отходя в стороны, чтобы, глядя на двоих, не помешать. Плавно отлетело вверх небо, разбрелись высокие стебли уползая от глаз, продлился в стороны песок. А в ногах, уже не видная ей — лежащей, шептала морская вода. О том, что все наконец, правильно. Все, как надо, вот женщина, а над ней — мужчина. Вот его губы и ей виден краешек уха, просвеченный солнцем. И, пока глаза смотрят на блик, очертивший ушную раковину, там внизу, происходит главное, невидимое, но заполняющее ее целиком.

Глаза Техути, меняя форму, из-за того что были совсем близко, стали вытянутыми, внимательными, и она не закрывала глаз, чтоб не пропустить ничего. Слушала свои губы, слушала свой живот, не отпуская взглядом его глаза. И когда, выгнувшись навстречу, замерла, оторвалась от его губ, сказала коротко:

— А! — то глаза все так же смотрели в его, видя, как со дна зрачков поднимается пелена.

Отодвигаясь, отрывая свои губы, он ощерился, силясь сдержаться. Но следя за ним, одновременно находясь в беспрерывном змеином движении, женщина кивнула коротко, позволяя. Он принял кивок, кивнув в ответ, запрокинул над ней лицо, расчерченное угловатыми тенями. Жестко биясь в ее разъятые ноги, схватил за щиколотки, отпуская себя целиком, полностью, смялся лицом, выкатывая глаза и разевая рот, простонал коротко и, крикнув, продолжил, уже смеясь. Так же, как смеялась под ним княгиня. Водя глазами по сторонам, ерзая спиной по задранному подолу туники и смятой куртке, ловила взглядом куски мира, мелькавшие обок и сверху: синеву, желтое, угловатую зелень, птичье крыло, мягкость метелок, острия солнечных бликов…

… Летела на маленькой колеснице, держа кожаные поводья, соединяясь через них с мощью бегущих коней. Упиралась ступнями в дрожащее дерево, соединяясь через него с быстротой мчащейся назад травы. Раскрывала рот, ловя ветер, вгрызаясь в его тугое тело. Соединяясь с небом, кинутым поверх древней степи. И поднимала лицо к солнцу, что одно держалось над ней, не исчезая за спиной стремительного бега. Смотрело на женщину, что смотрела на него, а еще на краешек мужского уха, на свою выгнутую босую ступню под метелками высоких трав, на спутанные волосы и раскрытый рот.