Я долго смотрел на Лэндри, а когда, наконец, заговорил, мой голос был мертвым.
— Вы меня придумали, да?
Он кивнул, и вид у него был смущенным. Как будто он сделал какую-то гадость.
— Когда? — Я испустил хриплый короткий смешок. — Или это не тот вопрос?
— Я не знаю, тот или не тот, и наверное, любой писатель сказал бы тебе то же самое. Но я знаю одно: это случилось не в раз, а в процессе. Впервые ты у меня появился еще в «Алом Городе», который я написал в семьдесят седьмом. Но ты с тех пор здорово изменился.
Тысяча девятьсот семьдесят седьмой год. Воистину, год Бака Роджерса. Я не хотел верить, что все это происходит на самом деле. Мне было удобнее думать, что это сон. Но вот что странно: мне бы, наверное, удалось убедить себя в нереальности происходящего, но мне мешал запах его одеколона — знакомый запах, которого я никогда в жизни не нюхал. Да и как бы я его понюхал? Это же «Арамис» — марка, знакомая мне не больше, чем «Тошиба».
— Постепенно ты развивался во что-то более сложное и интересное, — продолжал Лэндри. — Но вначале был все-таки пресноват. Я бы сказал, одномерный образ.
Он умолк, чтобы откашляться, и улыбнулся каким-то своим мыслям.
— Позор на мою неседую голову, — ввернул я.
Он поморщился, уловив злость в моем голосе, но заставил себя посмотреть мне в глаза и продолжить:
— Последняя книга с твоим участием называется «Вполне в духе падшего ангела». Я ее начал в девяностом, но закончил только в девяносто третьем. У меня были проблемы. Жизнь в это время вообще была… интересной. — Его улыбка вышла кривой и горькой. — А в интересные времена писатель не пишет хороших книг, Клайд. Уж поверь мне на слово.
Глядя на его дурацкую одежду, которая висела на нем, как на вешалке, я решил, что тут ему можно верить.
— Может быть, вы поэтому так по-крупному и прокололись на этот раз, — сказал я. — Насчет лотереи и сорока тысяч долларов. Это же полная ерунда. Там, за границей, они платят в песо.
— Да, знаю. Я и не говорю, что у меня не бывает проколов. В этом мире я, может быть, и претендую на роль Создателя… в этом мире или для этого мира… но сам по себе я простой человек. Однако когда я лажаюсь, ты и другие мои персонажи об этом не знают, Клайд. Потому что все мои противоречия и накладки — это все составляющие вашей жизни. Но Пеория лгал тебе. Я это знал и хотел, чтобы ты догадался.
— Зачем?
Он пожал плечами и снова смутился, как будто ему было стыдно.
— Наверное, чтобы немного тебя подготовить ко встрече со мной. Для этого все и делалось, начиная с Деммиков. Мне не хотелось уж слишком тебя пугать.
Любой сыщик, который не зря ест свой хлеб, всегда замечает, когда сидящий перед ним человек лжет, а когда говорит правду; а вот улавливать, когда клиент говорит правду, но при этом что-то скрывает — талант куда более редкий. И я глубоко убежден, что даже у гениев сыска подобные озарения случаются не всегда. Не знаю, может быть, сейчас у меня получилось только из-за того, что мы с Лэндри были настроены на одну мыслительную волну, но я чувствовал: он что-то недоговаривает. Вопрос был в другом: хочу ли я это знать?
Я уже было решил задать ему вопрос в лоб, но меня остановила внезапная и ужасная догадка, всплывшая ниоткуда, точно безумный призрак, просочившийся из стены проклятого дома. Я подумал о Деммиках. Вчера ночью у них было тихо. И причина тому проста: мертвые не орут и не ссорятся — это непреложный закон природы, из тех, что гласят, что вода мокрая или что камни падают вниз. Есть вещи, которые просто и есть и никогда не меняются. Никогда. Я сразу почувствовал — буквально с первого дня знакомства, — какой яростный нрав скрывается у Джорджа под корочкой «мирного человека из общества», и что за миленьким личиком и взбалмошными повадками Глории Деммик притаилась кусачая сука, готовая вцепиться вам в горло в любой момент. Они были какими-то уж слишком ненатуральными, больше похожими не на реальных людей, а на персонажей бродвейских мюзиклов Коула Портера, понимаете? И теперь я был почему-то уверен, что Джордж все же сорвался и придушил свою милую женушку… а заодно и визгливого пса. Не исключено, что в данный момент Глория подпирает стену в ванной между душем и толчком, лицо у нее почернело, глаза выпучены наподобие мутных мраморных шариков, а между синими губами торчит вывалившийся язык. Корги лежит головой у нее на коленях с проволочной вешалкой, туго обмотанной вокруг шеи. Его истошные визги и лай затихли уже навсегда. А сам Джордж? Валяется бездыханный где-нибудь на кровати с пустой упаковкой Глориного снотворного под боком. Никаких больше плясок в клубе «Аль Ариф», никаких вечеринок, никаких громких дел об убийствах в богемных кругах Палм-Дезерт или Беверли-Глен. Сейчас они потихонечку остывают, привлекают мух и меняют цвет своего модного бронзового загара на мертвенно-синюшный.
Джордж и Глория Деммик, которые умерли в странной машинке этого человека. Которые умерли у него в голове.
— То есть вы не хотели меня пугать. Дерьмово у вас получилось, скажу я вам, — заметил я.
И тут же подумал: а как такое могло получиться нормально? Как можно вообще подготовить обычного смертного человека к встрече с Господом Богом? Готов спорить, что и Моисей весь вспотел под своим балахоном, увидев огненный куст. А я — всего-навсего частный сыщик, работающий на ставке сорок долларов в час плюс еще кое-что на покрытие расходов.
— «Вполне в духе падшего ангела» — это история Мевис Вельд. Само имя, Мевис Вельд, взято из романа «Сестричка» Реймонда Чандлера. — Он взглянул на меня с видом смущенной растерянности с легким налетом вины. — Это литературная реминисценция.
— Хитро. Кстати, имя этого парня мне ничего не говорит.
— Разумеется. В твоем мире, который даже не мир, а всего лишь моя версия Лос-Анджелеса, Чандлера просто не существовало. Зато в своих книгах я использовал разные имена и названия из его романов. В Фулвайдер-билдинг снимал офис Филип Марлоу, детектив из книг Чандлера. Вернон Клейн… Пеория Смит… и Клайд Амни, конечно. Так звали адвоката в «Разборе полетов».
— И это у вас называется реминисценцией?
— Да.
— Ну, как знаешь. Хотя у нас это все называется плагиат. — Мне вдруг стало смешно, что мое имя придумано человеком, о котором я никогда не слышал, — человеком из мира, о котором я знать не знал и даже не подозревал о его существовании.
Лэндри побагровел, но не отвел глаза.
— Ладно, ладно. Согласен: я кое-что передрал. Например, перенял стиль Чандлера, но так я же не первый. Росс Макдональд проворачивал то же самое в пятидесятых — шестидесятых, а Роберт Паркер — в семидесятых — восьмидесятых. И критики, кстати, всячески их превозносили за это. Кроме того, Чандлер сам много взял от Хэммета и Хемингуэя, не говоря уже о писателях в жанре бульварного чтива типа…
