Ваня не мчится в слепой панике. Это не бегство – отступление. Зигзаг, другой, петля, крутая смена курса – у неопытного преследователя всегда срабатывает рефлекс: мчаться по направлению, в котором исчезла дичь. Хотя опыт у Прохора есть…
Ваня выскакивает на набитую копытами тропу. Бежит ровно, стараясь не обращать внимания на боль в боку. Геройствовать не стоит и не стоит играть в прятки-пятнашки с пулями. Прохор в третий раз не промахнется – стоит отступить.
Временно отступить.
До того, как стать охотником на крыс и бомжей, Прохор занимался охотой на зверей и птиц. Нравилось ощущение: вот что-то живое летит-бежит, ты нажимаешь на спуск – и оно бьется окровавленное… замирает… Можно чувствовать себя властелином жизни и смерти. Почти богом.
Так что по кровавому следу Прохор пошел вполне грамотно. Пожалуй, в “Хантере” только сам Ваня да убитый Прохором сибиряк Максим смогли бы так уверенно, угадав общее направление движения, переходить от одного крохотного красного пятнышка к другому…
Распутывая выписанный Ваней по зеленке зигзаг, Прохор немного успокоился. Руки больше не дрожали от ярости. Теперь он не промахнется, даже из незнакомого оружия. Прохор вышел на избитую копытами тропу – и несколько метров внимательно обшаривал ее глазами, пока не увидел небольшое, с горошину диаметром, кровавое пятнышко – в окружении пятнышек-спутников совсем уже мелкого размера…
Все понятно. Дичь перешла на бег. Быстрый бег по ровной тропе. Пустячная ранка этому не помешает… А Прохор слишком долго прослеживал изгибы следа среди кустов. Километрах в трех-четырех тропа загнется к шоссе, Ванька голоснет и уедет… И у “Хантера” (да и у Прохора лично) проблем в ближайшем будущем прибавится. Самых поганых проблем.
Он рванулся было следом – и тут же погасил порыв. Фора велика, не успеть… Хотелось выть. Мягкий топот копыт за спиной показался подарком судьбы.
Прохор перехватил поудобнее винтовку и стал ждать, когда из-за поворота тропы покажется так нужный ему конь.
Тот не заставил себя ждать и появился.
Вместе с всадником, разумеется.
Но это уже были детали.
Не важные.
Ваня поздно отреагировал на стук копыт за спиной. Хотя услышал его давно. Но при этом звуке мысли о том, что начать работу с “Хантером”, пожалуй, стоите Прохора, ставшего опасным, мгновенно сменились мыслями об Адель. Сегодня, в четверг, у нее опять была выездка… Четверг… А все началось в ночь на субботу… И утром воскресенья он встретил Адель… Прав был старик Эйнштейн – относительная штука время… За шесть дней он стал старше на шесть лет. Или на шестнадцать. Или на двадцать шесть…
Обернулся он поздно – успел увидеть торжествующую улыбку Прохора, сидевшего на коне странной бледной масти. И глушитель на стволе “маузера” – направленный прямо в голову…
Прохор нажал на спуск.
Ваня прыгнул.
Ваня прыгнул. Прыгнул на Прохора. Прыгнул навстречу выстрелу.
Прыжком футбольного вратаря, достающего мертвый мяч из девятки.
Прыжком тигра, ломающего спину буйволу. Прыжком Воина, попирающего смерть. Пуля вздрогнула и отвернула. Совсем чуть-чуть, но этого хватило.
Промах.
Они столкнулись. Конь осел на задние ноги. Ваня с Прохором упали по одну сторону коня. “Маузер” – по другую. И…
Простите, поклонники Брюса Ли, и Чака Норриса, и куда-то-там-сигающего Стивена, и кому-то-там-дающего Жан-Клода, и что-то-там-вспоминающего Арнольда, и даже чему-то-там-скалящегося Джеки Чана. И многих, многих других.
Простите!
Хотелось рассказать вам о великой драке Вани с Прохором, и о потасовке, и о мордобое, и о мочиловке, и о лупи-ловке, и о махаче, и о зубовыбивании, и о ребросокрушании, и даже о через-забор-ногу-задирании. А также о великом торжестве шаолиньского духа.
Для любящих натурализм, физиологию, анатомию, патологоанатомию, судебную медицину и другие точные (и не очень) науки хотелось добавить к выбитым зубам и сокрушенным ребрам еще и лопнувшие аорты, и порванные печени, и отправленные блуждать почки, и выколотые моргалы, и порванные пасти, и отгрызенные уши (позвольте, Леонид Аркадьевич, воспользоваться случаем и передать привет г. М. Тайсону!), и отшибленные рога, и прободенные язвы, и воспалившиеся простаты, и внезапно разверзнувшиеся уретры, и случайно вырвавшиеся ветры, и даже (простите, милые дамы!) выпавшую прямую кишку…
Достаточно? А то медицинская энциклопедия длинная.
Хотелось рассказать… Но этого не было.
…все кончилось.
Прохор лежал лицом вверх. Лежал на животе.
Не надо было щупать пульс и прикладывать к губам зеркало. Потому что не может смотреть в синее небо лежащий на животе человек. Если, конечно, еще жив…
Все было. И все вернулось.
Словно сам Иван вернулся в грязный подъезд, где он стоял над первым своим Мертвым и с тоской и отчаянием твердил себе:
Зачем? Зачем? Зачем?
Теперь он знал зачем.
Или думал, что знает.
Мазилки, хоть и казались полностью задавленными в последнее время Прохором, тем не менее кое на какую инициативу в критические моменты были способны. И за свою жизнь поборолись отчаянно, но безуспешно.
Когда запертая стальная дверь охотничьего домика, обшитая деревом лишь для маскировки, влетела внутрь вместе с косяками – вошедшего встретили не одни панические вопли, но и стрельба. Правда, беспорядочная – но активная. Глухо хлопали глушители мелкашек, четырежды грохнули выстрелы дробовиков…
И – тоже четырежды – по мере того как слабела пальба – раздавался короткий всасывающий звук.
Будто работал кошмарный вакуумный насос.
– Мутный случай… – неопределенно протянул эксперт.
Вечерело, воздух опять полнился предчувствием грозы. Труп Прохора положили на носилки. Положили на живот, лицом вверх. И быстро прикрыли тканью – при отсутствии прочих повреждений развернутая на сто восемьдесят градусов голова давила на психику сильнее иных окровавленных ран и выпущенных кишок.
– Ничего мутного, – жестко сказал майор Мельничук. – Сам слышал рассказ пострадавшего. Ну, того, что с ключицей сломанной…
Пострадавшие в “Хантер-хаузе”, понятное дело, ничего ни майору, ни эксперту рассказать не смогли. Расспросить полностью обескровленные трупы вообще дело достаточно сложное.
Хотя, конечно, возможное – но требующее определенного рода знаний и подготовки… Так что Мельничуку с экспертом пришлось удовлетвориться рассказом конника, неудачно встретившего на узкой тропе Прохора.
– О чем тут спорить? – давил майор. – Сбросил мужика с коня и поскакал как бешеный. Ну и сверзился, сломал себе шею…
