Лешу такая прямота давно перестала шокировать – что сделаешь, если его девушка называет вещи своими именами, используя самые естественные слова, которые постоянно вертятся на языке.
– Лен, но ведь карты кинуть – три минуты, а мне интересно, – Леша вдруг подумал, что какое-то место она должна отвести и себе в его будущем.
– Ну, пойдем.
Усевшись на диван, Лена взяла колоду.
– Вообще-то, не люблю я это дело. Понимаешь, хорошо приколоться над кем-нибудь или, наоборот, успокоить человека, но когда что-то начинает сбываться, пусть даже случайно, самой иногда становится жутко. Ладно, милый…
Она разбросила карты по кучкам; раскрыла картинки, перекладывая их одной ей понятным способом, пока, наконец, в руке не осталось пять карт. Разложила их одну под другой.
– Червонный король – это, точно, я!
– Не ты. Это, вообще, не человек… – Лена задумчиво смотрела на расклад, – вообще, все тут ерунда и глупость, – она неожиданно собрала карты.
– Так не честно! – возмутился Леша.
– Честно, – она бросила колоду на стол; потянулась. Широкие рукава сползли на плечи, обнажив тонкие руки.
– Иди сюда, милый… я ужасно соскучилась за два дня…
– Я тоже…
Что, собственно, могли сказать потертые кусочки картона? Слова-то будут принадлежать Лене, а с картами или без них – все равно главное-то уже произнесено. Леша обнял свою замечательную гадалку, и они плавно опустились на одеяло. Поцелуй был таким долгим, что перехватило дыхание…
– Я в душ первая, – Лена нашла силы выбраться от объятий.
– Иди, – Леша раскинулся на диване, глядя на круги, украшавшие потолок геометрическим узором отражавшейся люстры. В очередной раз ему показалось, что он счастлив. Именно такой он и представлял любовь, когда не надо предъявлять женщине перечень благ, которые можно получить, оставшись с ним, и объяснять, как он сказочно к ней относится, а все происходит само собой по непредсказуемому внутреннему единению. Надо только суметь не нарушить эту гармонию.
До встречи с Леной ничего подобного с ним не случалось. Все женщины обязательно чего-то хотели, заявляя об этом конкретно и недвусмысленно. Самое противное – это «что-то» всегда оказывалось до обидного материальным, поэтому он давно уже перестал искать себе «спутницу жизни». По крайней мере, до прошлого лета. …Теперь все по-другому – никто никому ничего не должен; можно прекратить отношения в любой момент, если возникнет желание… только с чего б ему возникнуть? Сладок запретный плод, а если тебя никто не удерживает, то и уходить не хочется. Скорее, наоборот… – сумбурный поток мыслей прервал щелчок задвижки.
– Я готова, – Лена появилась совершенно обнаженная, с капельками воды на груди и собранными в «хвост» волосами.
Леша смотрел и не мог налюбоваться не столько телом, сколько естественностью, с которой она себя преподносила. Это могло продолжаться очень долго, но чувствовать ее тело все равно было гораздо приятнее, поэтому он вскочил, на ходу чмокнул в холодное плечо и исчез в ванной.
Обратно он вернулся, наверное, слишком быстро, потому что Лена ожидала его, не как обычно, в постели, а склонившись над столом в небрежно наброшенном халатике.
– Это что-то новое, – Леша даже удивился.
Лена тут же собрала карты и обезоруживающе улыбнулась.
– Милый, я решила, что мне одной там будет холодно.
– Сейчас я тебя согрею, – Леша нежно сграбастал ее, увлекая на диван; халатик упал на пол…
Что происходило со временем, никто из них не понимал. Оно, вроде, протекало в двух разных измерениях – стрелки показывали уже десять, но каждый из них мог бы поклясться, что прошло не более часа. Может, будильник сам собой крутился от какого-то моторчика? Или просто так бывает, когда чувствуешь себя счастливым и умиротворенным?
– Тебе пора, – Лена вздохнула, – а то доберман умрет голодной смертью.
На мгновение Леше расхотелось уходить, но он представил, какими глазами будет смотреть на него Гектор, если он вернется позже обычного. Псу ведь нельзя объяснить, что он нашел нечто большее, и теперь хозяина надо делить с непонятным существом, которое никогда не будет участвовать в его собачьей жизни.
Леша резко встал, пока в голову не пришла предательская мысль о том, что Гектор все-таки собака, которая должна подстраиваться под хозяина, а Лена… она не поддается определению, и этого собаке не дано понять.
Пока он одевался, Лена смотрела на него, натянув одеяло под самый подбородок, и взгляд этот смутил Лешу. Обычно она вставала вместе с ним и шла на кухню, варить кофе. Такая у них сложилась церемония прощания – перед уходом пить кофе, строя планы на следующий день.
– Что с тобой? – Леша погладил ее по голове, – не грусти. Скоро будет завтра, потом послезавтра – у нас впереди куча времени, правда?
Лена молча кивнула и закрыла глаза.
– Иди, милый, – сказала она тихо, – если хочешь, я, конечно, могу сделать кофе…
– Нет-нет, не хочу, – он поцеловал ее сжатые губы.
Что-то было не так. Однако если сейчас начать разбираться, то он не уйдет и в двенадцать – Лена не умела врать, зато умела выразительно молчать, и ни просьбы, ни угрозы, ни разумные доводы не могли изменить ее решения.
– До завтра, – Леша выглянул из коридора, стоя уже обутый, на пестром затоптанном коврике; захотелось добавить что-нибудь ласковое, – ты будешь мне сниться, – он послал воздушный поцелуй.
– Ты хочешь этого? – неожиданно спросила Лена, – смотри, это не очень хороший вариант – лучше общаться с реальными людьми, чем с приходящими во сне.
– А ты приходи, и во сне, и наяву. Разве это плохо?
Лена не ответила, и Леша вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Замок щелкнул, поставив преграду между его вожделенным и всем остальным миром.
От сцены прощания остался неприятный осадок, но копаться в отношениях, полных неопределенности и недосказанности, бесполезно; к тому же человеческий язык настолько беден, а сознание настолько предсказуемо, что любая ситуация непременно определяется заранее известными понятиями, либо увиденными в кино, либо подсмотренными в жизни, чужой или собственной – люди не в состоянии вообразить ничего такого, что еще никогда ни с кем не случалось.
Базируясь на этой аксиоме, Леша не строил иллюзий, будто Лена обдумывала нечто уникальное и неповторимое.
…Все варианты известны, – решил он, – мы можем пожениться, можем расстаться, можем встречаться, как сейчас. Короче, все мы движемся до перекрестка, где всегда стоит камень – «Налево пойдешь…. Направо пойдешь…», и так, пока не окажешься в тупике, именуемом смерть, где вариантов больше не будет… Мысль эта не показалась Леше трагической, ведь хоть «тупик» и неизбежен, но он так далеко, что ломать голову над тем, как все там выглядит, просто нелепо.
