– Вау, – тихо присвистнула Гретхен. – Я в восхищении.
– Блиг, – сказала Натали, дернув Ральфа за нижнюю губу. – Гана виг! Анду сис!
– По-моему, она что-то сказала про Сестричек Эндрюс, – заметил Ральф. Элен запрокинула голову и искренне рассмеялась. Впечатление было такое, что она смеется не только горлом, но и всем телом. Только теперь Ральф понял, как сильно он соскучился по этому смеху.
Ральф провел гостей в кухню – самое солнечное место в квартире в это время суток, – и там Натали все-таки отпустила его губу. Ральф заметил, что Элен с любопытством оглядывается по сторонам, и подумал, что она очень давно не была в этом доме. Очень давно. Она взяла фотографию Каролины, которая стояла на кухонном столе, и внимательно на нее посмотрела. В уголках ее губ пряталась легкая улыбка. Солнце подсвечивало ее волосы, которые Элен постригла совсем-совсем коротко, и вокруг головы молодой женщины образовалось что-то вроде короны из света, и Ральф вдруг понял: он любил Элен потому, что ее любила Каролина – а Каролина действительно ее любила, наверное, больше всех после Ральфа.
– Она была очень красивой, – сказала Элен. – Правда, Ральф.
– Да. – Он достал чашки и расставил их на столе, так чтобы Натали не смогла дотянуться. – Это было всего за месяц-два до того, как у нее начались головные боли. Наверное, это несколько эксцентрично – держать фотографию на кухонном столе перед сахарницей, но я здесь провожу почти все время, так что…
– По-моему, это хорошее место для фотографии, – сказала Гретхен. У нее был низкий хрипловатый голос. Если бы она прошептала мне что-то на ухо, я даже не сомневаюсь, что это недоразумение у меня в штанах явно бы сподвиглось на что-то большее, чем просто пошевелиться.
– Мне тоже так кажется, – согласилась Элен. Она улыбнулась Ральфу, не глядя в глаза, потом сняла с плеча сумку и положила ее на стол. Натали снова забеспокоилась, что-то нетерпеливо пробормотала и протянула ручки. Это она увидела пластиковую бутылочку с детским питанием. Ральфу вдруг вспомнилось – к счастью, эта картина очень быстро исчезла, – как Элен ковыляла к «Красному яблоку»: один глаз заплыл, на щеке – кровь, и Натали, прижатая к боку, как школьники носят книжки.
– Хочешь ее покормить? – спросила Элен. Ее улыбка стала более искренней, и она снова рискнула встретиться с ним глазами.
– Конечно, а почему нет? Но вот кофе…
– Я позабочусь о кофе, папаша, – улыбнулась Гретхен. – В свое время я сделала миллион кружек кофе, так что опыт есть. Где у вас тут молоко или сливки?
– В холодильнике. – Ральф сел за стол, Натали опустила голову ему на плечо, решительно схватила бутылочку своими крошечными ручками, взяла в рот соску и тут же начала пить. Ральф улыбнулся Элен, как бы и не замечая, что она снова плачет. – Они быстро учатся, правда?
– Да. – Она отвернулась, оторвала бумажное полотенце от рулона на стене и быстро вытерла глаза. – Как она сразу к тебе привязалась, Ральф… такого ведь не было раньше?
– Честно сказать, не помню, – соврал он. Хотя он прекрасно помнил, что не было. Не то чтобы она его боялась или недолюбливала, но такой симпатии точно не было раньше.
– Надо забрать у нее бутылочку, когда жидкость дойдет до отметки, иначе она наглотается воздуха, и у нее будет пучить животик.
– Понял. – Он взглянул на Гретхен. – Все в порядке?
– Все замечательно. Вам как кофе, Ральф?
– Мне желательно в чашку.
Она рассмеялась и поставила чашку на стол, подальше от Натали. Когда она села и положила ногу на ногу, Ральф не смог удержаться и все-таки глянул вниз. Когда он поднял взгляд, то увидел, что Гретхен иронично улыбается.
Какого черта, подумал Ральф. Седина в голову, бес в ребро, так получается?! Даже если ты спишь по ночам от силы часа два.
– Расскажи мне про свою работу, – попросил он, когда Элен села за стол.
– Ну, по-моему, день рождения Майка Хэнлона надо бы объявить национальным праздником… это тебе о чем-то говорит?
– Ну так, приблизительно, – улыбнулся Ральф.
– Я уже настроилась, что мне придется уехать из Дерри. Начала рассылать запросы в разные библиотеки вплоть до Портсмута, но мне это ужасно не нравилось. Мне уже скоро тридцать один, и здесь я прожила всего шесть лет, но Дерри – это мой дом, я тут себя чувствую как дома… я не знаю, как это объяснить… но здесь действительно мой дом.
– Тебе не надо ничего объяснять, Элен. По-моему, дом – это не просто место, где ты живешь. Дом – это что-то, что дается тебе от рождения, как, скажем, фигура или цвет глаз.
Гретхен кивнула:
– Да. Так и есть.
– А в понедельник позвонил Майк и сказал, что появилась вакансия ассистента в Детской библиотеке. Я даже не сразу поверила, правда. Всю неделю ходила и щипала себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон, правда, Гретхен?
– Ну да, ты была очень счастлива, – сказала Гретхен. – На тебя было прямо приятно смотреть.
Она улыбнулась Элен, и для Ральфа эта улыбка была как откровение. Он вдруг понял, что может пялиться на Гретхен Тилбери сколько угодно, и это ничего не изменит. Даже будь он не он, а Том Круз, это бы все равно ничего не изменило. Интересно, а Элен догадывается или нет, подумал он, а потом ему стало стыдно за собственную глупость. Элен была далеко не дурой. Кем угодно, но только не дурой.
– Когда ты выходишь на работу? – спросил он.
– После Дня Колумба, – сказала она. – То есть сразу после двенадцатого. Работа по сменам: то днем, то вечером. Зарплата, конечно, не королевская, но этого хватит, чтобы прожить зиму, независимо от того, как… как сложится все остальное. Разве это не здорово, Ральф?
– Да, – сказал он. – Это действительно здорово.
Натали уже выпила полбутылочки, и ей, кажется, надоело. Соска наполовину выпала у нее изо рта, и тоненькая струйка молока стекала ей на подбородок. Ральф потянулся, чтобы ее вытереть, и его пальцы оставили в воздухе несколько прозрачных серо-голубых линий.
Крошка Натали потянулась, чтобы схватить их, и рассмеялась, когда они растаяли у нее в ладошке. У Ральфа перехватило дыхание.
Она видит… Она видит то же, что и я.
Это безумие, Ральф. Это безумие, и ты это знаешь.
Ну да. Только никакое это не безумие. Он только что видел линии в воздухе – видел, как Нат попыталась схватить следы ауры, которые оставили в воздухе его пальцы.
– Ральф, с тобой все в порядке? – вдруг встревожилась Элен.
– Разумеется. – Он поднял глаза и увидел, что Элен теперь окружает великолепная аура цвета слоновой кости. Она казалась мягкой и шелковистой, как дорогое шелковое белье. Веревочка, поднимающаяся от головы, была все того же цвета слоновой кости – широкая и прямая, как ленточка на свадебном подарке. Аура Гретхен Тилбери была темно-оранжевая, переходящая по краям в лимонно-желтый. – А где ты думаешь жить? В своем старом доме?
