— Я хочу, чтобы вы нашли Кристину. Рядом с Кристиной, Аура придет в норму. Рядом с ней она поймет, что ничего не потеряно. Лиам?
— Как мы ее отыщем? — Лиам исступленно выдохнул. — Она ушла, как только узнала, что Аура жива, что я солгал ей. Ради чего я это сделал?! Ты все равно все рассказал! Ради чего мы скрывали ее все то время, когда могли рассказать ей правду?! Почему ты не сделал этого сразу, почему не последовал нашему совету?!
— Лиам…
— Хватит, Кэмерон! — рявкнул парень. — Хватит его защищать! Он ни во что нас не ставит! Он лишь мучает окружающих людей, заставляя играть в игру, правила которой известны лишь ему одному! С меня довольно, ясно?! Я отправляюсь искать Кристину, но не потому что ты так велел, а потому что я хочу извиниться перед ней, и сказать, что она была права, насчет тебя, а я был дураком, защищающим тебя, несмотря ни на что!
Лиам стремительно покинул офис Рэна, в котором они проводили свои беседы. Он оглушительно хлопнул дверью, и Экейн обратил внимание на то, что все цветы в комнате завяли. Лиам иногда бывает поистине разрушителен. Он настолько импульсивен, что может запросто убить человека, если будет находиться рядом с ним в подобном настроении.
Кэмерон поднялся из кресла и задумчиво подошел к завядшему цветку в горшке. Рэн даже не знал его названия, но Кэмерон наверняка знал; он знал названия всех живых существ на планете. С нежностью, Кэмерон провел пальцами по листочкам, и в его руках, они стали преображаться, и оживать. Экейн внимательно следил за тем, как брат возвращает несчастное растение к жизни.
— Не обращай внимания на Лиама, — произнес он. — Ты ведь знаешь, какой он раздражительный, когда дело доходит до чувств. Лиам всегда все принимает близко к сердцу, и не умеет рассуждать здраво. Но он прав, ты что-то скрываешь от нас. У тебя всегда были планы, и свои собственные взгляды на происходящее, но если ты сказал все Ауре, для того, чтобы она не сделала ложных выводов, почему бы тебе и нам не раскрыть все карты?
Кэмерон не торопил Рэна с ответом. Он медленно прохаживался по кабинету, оживляя завядшие растения, и словно думая о чем-то своем.
— Я солгал, — наконец произнес Рэн.
Кэмерон, со спокойствием вернулся в кресло, ожидая дальнейших подробностей, но, не выглядя особенно заинтересованным.
— Я солгал, что заключил в Кристине часть души Ауры. Я хотел уберечь ее от будущих бед, хотел сделать ее жизнь немного легче. В тот день, когда я забрал ее память, я забрал и часть ее души. Но тогда я солгал, что Кристина — сосуд.
Рот Кэмерона в изумлении приоткрылся:
— О чем ты говоришь?
— Я говорю о том, что тело Кристины чистое и незапятнанное, как и тело Ауры. Они обе невинны, Кэмерон.
— Ты что, действительно сошел с ума? — в глазах Кэмерона появились искорки пламени. — Зачем ты это сделал? Где темная часть души Ауры?
— Я оставил ее у себя, Кэмерон, не беспокойся.
— Но было гораздо безопаснее поместить ее в человеческий сосуд, Рэн. Почему ты не сделал этого с Кристиной? Почему ты нам солгал?
— Потому, что я не хотел, чтобы Кристина стала оскверненной. — Рэн опустился в кресло. — Я выбрал ее с самого начала.
— Почему?
— Разве ты еще не понял?
— Ты имеешь в виду то, что Кристина — сестра Ауры? Она дочь Кристофера и Изабелль.
— Да.
— Ты выбрал ее поэтому?
— Нет. Я выбрал ее потому, что она изначально была чиста, словно целомудренный ангел. Ангел и Демон. Как я мог выбрать одну и пренебречь другой?
— Ты солгал, чтобы уберечь их обоих? И частичка души Ауры, у тебя, не у Кристины? — Кэмерон выглядел так, словно не понимал, что происходит, и в каком мире он сейчас оказался. Все перепуталось, даже для него, ангела Жизни.
— Да, пришлось вновь лгать. Пришлось пустить слух, что тело Кристины осквернено, чтобы никто не стал следить за Аурой. Но они следили. Я сделал это еще и потому, что Кристина должна была находиться под защитой этих лживых сплетен.
— Для чего?
— Кристина беременна.
Адам Росс сидел в своей машине на парковке в аэропорту Нью-Йорка, ожидая посадки самолета из Вашингтона, и с предвкушением рассматривал людишек, что сновали туда-сюда с багажом. Они все спешили, но прежде чем проскользнуть мимо Адама, он все, же успевал заметить на их лицах коварные выражения. Их мысли не отличались особым разнообразием: массовая тревога, и депрессия. Каждый спешил. Никто не останавливался, чтобы посмотреть на город через окно, все торопились покинуть здание аэропорта.
Адама должно было бы это радовать, но он был раздражен.
Почему люди такие неискренние, черствые, жестокие? Отвратительные существа, которые зависимы от материальных средств. Адам тоже должен быть таким. И ему это удается, ведь у него нет души. Нет души, значит, нет чувств. Это далось ему нелегко — лишиться души, но эти люди, так устали от нее, что предпочитают не замечать, отметают всякую человечность.
Разве раньше люди были такими?
Кажется, с каждым годом они переходят все большие и большие границы, что устанавливает общественность. Но, в конце концов, какое ему до них дело? Эти люди почти умерли. И даже хуже. Они лишились, свей души уже давно, просто еще не знают об этом. Променяли на деньги, власть, и прочее.
Адам ненавидел этих людей. Они ничто. Они совсем не боролись для того чтобы быть людьми. Они не боролись так, как он. Каждой клеткой организма, желая жить.
— Тебе кажется веселым то, что ты убил свою мать? Или то, как продал свою душу?
Ублюдок. Он не помог ему тогда, когда Адам больше всего нуждался в нем. Те мгновения, когда он пошел на преступление, те мгновения он не забудет никогда; и не забудет то, что произошло.
Это был особенно теплый весенний день 1982 года, когда Адам снова не пошел в школу, а остался дома, чтобы наблюдать за беременной матерью. Она много раз говорила Адаму, что он дьявол воплоти, что отец Адама изнасиловал ее, и на свет появился он, порождение зла, и теперь Адам боялся, что Адель решит, что малышка в ее животе, тоже порождение зла и попытается что-нибудь сделать с ней. Она уже пыталась покончить с собой, перерезав вены, но Адам остановил кровотечение, и доставил мать в больницу.
Он и сам был болен. Он чувствовал, что каждый день в обществе этой женщины, он заболевает все больше и больше. Адам мучился от состояния безнадежности, от того, что его жизнь не ведет ни к чему хорошему, но он не мог, и не собирался сдаваться. Он должен жить, чтобы позаботиться о своей сестре. Ему было всего двенадцать, но он уже чувствовал ответственность за малыша, который еще не появился на свет. Он просто должен помочь ей встать на ноги, потому что никто больше не поможет. Есть ли в мире человек, который безропотно взвалит на себя ответственность за двоих детей? Нет, поэтому Адам должен сам постараться сделать это. Он хороший мальчик, он сможет.
